Грани сумерек - стр. 4
– Да ладно, как не бывает? – засмеялся было я, а потом понял – прав Карпыч. И вправду не бывает. Даже самые бескорыстные вроде бы поступки все равно под собой какую-то почву имеют, пусть иногда даже неразличимую, а то и вовсе изначально неосознанную. Союз двух любящих сердец, в день свадьбы трогательный и романтичный, рано или поздно перерастает в состояние «с меня уют, с тебя обеспечение быта», безвозмездное пожертвование бизнесмена сопровождается возвратом НДС, налоговыми льготами и хвалебной публикацией в прессе, а спасение тонущей девушки из воды завершается вручением медали и неизбежным внутренним самолюбованием. И нет в этом ничего плохого на самом-то деле. Так устроен мир. И так устроены мы.
А на мне, любимом, тут и вовсе клейма ставить негде. Не то чтобы я без мзды не чихнул, конечно, но перед тем, как с кем-то ударить по рукам, непременно прикидываю все убытки и прибыли, которые мне сулит заключаемый договор. И запросто могу сказать «нет», если первое превышает второе. Прошли те времена, когда я сначала обещал, а потом пытался понять, зачем это сделал. Вот хоть бы как сейчас.
– Всегда в любом деле есть у каждого свой интерес, – упрямо повторил старичок, прямо в тон моим мыслям. – Хоть какой, но присутствует, на том мир стоит с начала времен. А тут-то вон как выходит: у тебя он есть, а у Алконоста – нет. А без интереса и договора нету. Если только совсем уж свезет, но я бы не стал на такое рассчитывать. Только не это даже главное. Ты, парень, вспомни, что я тебе говорил об прошлый раз, ей-то оно самой надо? Может, ей без той напасти, которую пращуры через свою кровь передали, жизни не станет? И тогда она тебя не благодарить да целовать станет, а, наоборот, проклянет. Или вовсе убьет. Я ее видел, такая может. Да что там, есть на ее руках кровь, я это сразу понял. Есть. И немало. А еще души у нее самая малость осталась, только разве что на себя ее хватит, да и то сомнительно. Что если проклятие уйдет, а перед тем эти остатки выжжет?
Может, и так, может, прав Карпыч. Только вот почему тогда почти бездушная Вика позвонила мне в ту беспокойную ночь, когда я одним махом два дела закончил – отправил к Моране одну из беглых душ и вытащил из Нави душу Ряжской? Мало того, или я ничего не понимаю в интонациях, или все-таки она была изрядно и неподдельно встревожена.
Ее звонок застал меня в машине, когда я ехал домой. Позади осталась клиника Носова вместе с ее владельцем, который в очередной раз попробовал подъехать ко мне на кривой козе с коммерческими предложениями, Ольгой Михайловной, которая усиленно пыталась понять, что же все-таки произошло и почему вокруг нее царит такая суета, и ее супругом, который, явно пересиливая себя, все же пожал мне руку. Ну и еще начальником его безопасности, одарившим меня очень недобрым взглядом. Само собой, он меня этим не напугал, но над чем подумать тут есть. Просто в нем читалась не столько нелюбовь ко мне как к потенциальной угрозе его принципалам, сколько недовольство человека, планы которого потерпели некое фиаско. Я, конечно, не бог весть какой физиономист, до той же Генриетты мне далеко, но некоторые эмоции, даже те, что человек пытается спрятать, считывать с людских лиц все же могу.