Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке - стр. 8
Можно сказать, что с помолвкой Резанова и Кончиты интересы России и Испании на побережье Тихого океана пришли в столкновение. На самом деле это было неминуемо. Все началось в эпоху Великих географических открытий. Испанская корона отправляла конквистадоров на запад – покорять Новый Свет; Россия направляла казаков на восток, стремясь покорить необъятные территории Северной Азии. В 1513 году Васко Нуньес де Бальбоа в поисках удобного пути к богатым землям на северо-западе Южной Америки пересек Панамский перешеек и стал первым европейцем, увидевшим Тихий океан. Через сто двадцать лет после этого, в 1639 году, торговец пушниной Иван Москвитин перебрался через хребет Джугджур и, сплавляясь по реке Улья, достиг побережья Охотского моря, то есть первым из русских увидел Тихий океан, но уже с другой стороны.
Золото, добытое в Америке, на протяжении целого века оплачивало дорогостоящие войны Испанской империи, равно как и роскошь испанского двора, а «мягкое золото» – пушнина – позволяло России вести войны со шведами, турками и татарами. И вот наконец настало время, когда с расширением границ мира русские с вожделением начали посматривать на столь лакомые и практически незащищенные территориальные владения Испании в Калифорнии.
В начале XIX века на североамериканском побережье Тихого океана существовало всего два европейских поселения – Сан-Франциско и Новоархангельск. Однако в Новоархангельске было больше людей и укреплено поселение было куда лучше, чем Сан-Франциско. На верфях Новоархангельска строили корабли, и суда из Бостона регулярно останавливались в гавани, чтобы пополнить запасы провианта. Во время визита Резанова в Сан-Франциско в 1806 году в городе стоял гарнизон из сорока солдат и не было никаких верфей. Губернатор Новой (Верхней) Калифорнии Хосе де Аррильяга (Jose Joaquin Arrillaga) говорил Резанову, что «испанский двор опасался действий России больше, чем всех остальных европейских стран»>4.
Резанов был убежден, что не попытаться отобрать у Испании эти во всех смыслах золотоносные земли было бы преступлением против будущего России. «Если мы позволим этой добыче ускользнуть, – писал он, – что скажут о нас потомки? Лично я не смогу простить себе такое прегрешение».
Любой историк, который пускается на поиски героя, о котором хотел бы написать, очень часто сталкивается… с негодяем. Складывается ощущение, что героем может быть только тот человек, поступки и жизнь которого можно оценить исключительно в отсроченной исторической перспективе. С Резановым наблюдается точно такая же история. Я гонялся за тенью моего героя на широких проспектах Санкт-Петербурга и в Пскове, где он провел некоторую часть своей жизни. Я путешествовал на поезде, ездил на перевозящих уголь грузовиках и разбитых «ладах», колесил по Иркутску, который в свое время был столицей Сибири, а Сибирь когда-то была для России ее собственным Диким Западом, я заезжал в Бурятию и был в пограничных районах с Китаем. Я бродил по черным пескам пляжей под Петропавловском-Камчатским и таким же пескам небольшого острова Кадьяк у южных берегов Аляски, где в бухте Трех Святителей в 1784 году было основано первое русское поселение. Я стоял на развалинах форта в Сан-Франциско, где Резанов танцевал с Кончитой, и мерз на ветру рядом с Кастел-Рок в Ситке, прежнем Новоархангельске, где Резанов провел голодную и холодную зиму 1805–1806 годов. На протяжении многих часов я читал письма и записки Резанова, а он в силу своих служебных обязанностей вынужден был составлять отчеты практически каждый день. Но Резанов писал не только сухие отчеты – он вел дневник, а в своей переписке, довольно обширной, описывал не только события, в которые был вовлечен, но также свои идеи и планы. И – пусть и в меньшей степени – описывал чувства. Особенно ярко его чувства проявляются в последние три года жизни, когда Резанов находился далеко от родины и когда у него возникли осложнения с офицерами корабля, на котором он совершал кругосветку. Руководство экспедицией по высочайшему повелению было возложено на него, а И. Ф. Крузенштерн «всего лишь» командовал кораблями «Надежда» и «Нева». Именно в этот период перед нами предстает живой и ранимый человек.