Грандиозная игра - стр. 28
Глава 13
Лира
Бунтарский голос внутри Лиры так и подговаривал облазить все до единого скалы на острове, чтобы доказать Грэйсону Хоторну, что он не вправе ею помыкать, но вместо этого она бросилась бежать. Сперва пересекла обгоревшую часть леса, потом – уцелевшую, добралась до середины острова и продолжила путь вдоль берега.
«Не расслабляйся! Беги дальше! Ничего не упусти!» Лира вслушивалась в ритмичные удары собственных подошв о землю, камни и траву, и этот звук был для нее как песня. Она прочувствовала остров. Пространство между руинами и новым домом, между пристанью, лодочным сараем и вертолетной площадкой оставалось в первозданном виде – нетронутым, свободным, подлинно диким. Как же красиво!
Лира снова добежала до руин, а потом опять пересекла остров – только уже другим маршрутом – и в этот раз делала остановки, чтобы внимательно осмотреть все строения на своем пути, за исключением дома на северной оконечности, который она обогнула, и снова вернулась к руинам.
«Не расслабляйся!» Сначала появилось жжение в легких и только потом – в мышцах ног. Что же она стала делать, когда жар разлился по всему телу? Переключилась с бега на верхолазанье: начала изучать скалы и каменистый пляж под ними.
Приближающийся закат застал ее в обгоревшей части леса. Тяжело дыша, девушка положила ладонь на обугленный ствол дерева и закрыла глаза.
«А Хоторн – вот кто всему виной». С визуализацией у Лиры было плоховато, но ее мозг компенсировал это звуками. Ей не просто вспоминались эти слова – она слышала их, слышала глубокий с едва уловимым акцентом голос своего биологического отца.
«С днем рождения, Лайра![2]» – он даже ее имя произносил неправильно. Еще одно доказательство, что их связывают исключительно кровные узы.
«А Хоторн – вот кто всему виной».
«С чего начать пари? Нет, думай до зари».
Какой-то звук вернул Лиру к реальности – что-то шелестело на ветру. Она обернулась, пробежала взглядом по обугленным деревьям и заметила лист бумаги, приклеенный к почерневшей коре.
Еще одна зацепка? Лира поспешила к дереву, осторожно отделила липкую ленту от ствола. Белая бумага. Темно-синие чернила. В жилах тут же вскипел адреналин. На обдумывание слова, выведенного на листе, потребовалось гораздо больше времени.
Не просто слово, а имя: «Томас» – и больше ничего.
Дыхание у нее перехватило, а по горлу словно провели кусочком льда, стоило ей услышать еще один звук, а потом – еще. На ветру шелестели другие странички, белые промельки среди черных стволов.
Лира заметалась от дерева к дереву. Теперь она отрывала листы гораздо смелее, а буквы на них глубоко врезались в сознание: Томас, Томмазо, Томаш.