Гранд-отель «Европа» - стр. 33
– Я помню, что ты весьма снисходительно отзывалась о своем рабочем месте, – сказал я, – но за тебя можно только порадоваться. Это волшебное место.
– В мире слишком много вещей, – сказала Клио.
– Это не вещи, это воспоминания.
– В мире слишком много воспоминаний. Слишком много хлама, пыли и слишком много преград. Но ты прав. Место волшебное. Коппеде знал толк в своем деле.
– Я научился разглядывать замки у родителей, – сказал я, – ребенком, на каникулах во Франции. Только замки считались замками, если были и впрямь древними. Только если в них жили настоящие рыцари. От замка девятнадцатого века вроде этого я в детстве, в силу своего воспитания, отворотил бы нос. Таким я был тогда маленьким снобом. Мысль о том, что ценность имеют только старинные вещи, внушалась мне с младых ногтей.
– В этом ты не одинок. Бизнес-модель моего босса целиком и полностью основана на этой предпосылке.
– Это, наверное, у нас, европейцев, в крови. Подобное мышление характерно для жителей Западной Европы. Проклятие Старого Света. Нигде в мире больше так не думают. Там терпеть не могут старый хлам. Японцы, унаследовавшие старый дом, сносят его, чтобы построить новый. Арабам старые города кажутся грязными, а у русских исторические улицы ассоциируются с нищетой и экономической стагнацией. Однажды здесь, в Генуе, я встретил австралийскую туристку и…
– Ты тоже с ней спал?
– Почему ты спрашиваешь?
– Просто интересно.
– Ответ «нет». Извини, что разочаровал тебя. В любом случае она была в Европе впервые и испытала культурный шок. По ее словам, ей ни разу не приходило в голову, что все эти сказочные атрибуты вроде замков могут существовать в реальной жизни. История не представляет для нее особой ценности, как для нас, для нее это абсолютно чужеродный, бесполезный элемент из другого измерения.
– Европа погрязла в ностальгии, – сказала Клио. – А в этом замке – к тому же в подержанной ностальгии. Ибо уже тогда, в далеком прошлом, замок был выражением ностальгической тоски по еще более давним временам. Эван Джордж Маккензи, спроектировавший и построивший замок, обожал Данте. Какие-то люди рождаются не в том теле, он же родился не в том веке. Единственным местом, где он чувствовал себя как дома, была Флоренция эпохи Данте. Современная же ему Флоренция уже несколько столетий не была его Флоренцией, что причиняло ему боль, вот он и выбрал себе историческое место, где стояла древняя городская стена Генуи, и флорентийского архитектора, дабы воскресить свое оплакиваемое Средневековье. Ныне же его мечта о прошлом сама стала антиквариатом, а его средневековая новостройка занесена в список исторических памятников.