Графиня Козель - стр. 7
Присутствующие недоверчиво покачивали головой, Гойм хотел прервать свой рассказ, но король ударил кулаком о стол.
– Опиши ее получше, мне не воздыхания твои нужны, а ее портрет.
– Кто может описать совершенство, – продолжал Гойм, подняв глаза к потолку. – Она обладает всеми достоинствами и лишена недостатков.
– Я готов поверить, что она красавица, – вставил Ланьяско, – если беспутный Гойм вот уже три года влюблен в нее и даже перестал охотиться в чужих лесах.
– Это уж чересчур. Он пьян, – возразил Фюрстенберг. – Неужто она красивей княгини Тешен?
Гойм пожал плечами, с беспокойством поглядывая на короля, но Август спокойно сказал:
– Правда прежде всего. Что ж, твоя жена и впрямь красивей Любомирской?
– Ваше величество, – вскрикнул, воодушевившись, Гойм, – княгиня красивая женщина, а моя жена богиня. Ни при дворе, ни в целом городе, ни в Саксонии, ни в Европе второй такой не найти.
В зале раздался громкий, неистовый смех.
– Ну и забавен же Гойм под хмельком!
– Ну и потешный наш акцизный, когда пьяный!
– Что за бесценный человек!
Один король не смеялся. Гойм, будучи под сильным действием амброзии, не очень-то соображал, где и кому он все это говорит.
– Смейтесь, – вскричал он, – вы ведь знаете меня, недаром донжуаном прозвали, согласны, значит, что нет лучшего знатока женской красоты, чем я. Зачем мне лгать? Моя жена божество, а не женщина, одного ее взгляда достаточно, чтобы в самых холодных сердцах вспыхнул пожар, ее улыбка…
Тут Гойм невольно взглянул на короля.
Выражение лица Августа, который жадно ловил каждое его слово, так испугало Гойма, что он почти отрезвел. Но взять свои слова обратно было уже поздно, и, побледнев, он умолк в оцепенении.
Тщетно насмешками и подзадориванием пытались заставить его продолжать. Гойм от страха пришел в себя; сжав в руке кубок и опустив глаза, он как-то странно задумался.
По знаку короля Киан налил ему амброзии, все чокнулись.
– Мы пили за здоровье нашего божественного Геркулеса, – воскликнул Фюрстенберг, – а теперь выпьем за здоровье пресветлейшего нашего Аполлона.
Одни пили, опустившись на колени, другие стоя, Гойм поднялся, шатаясь, но вынужден был опереться о стол. Вино снова ударило ему в голову, все закружилось перед глазами. Он залпом осушил кубок.
За королевским стулом стоял Фюрстенберг – наперсник короля во всех его любовных похождениях, «Фюрстхен», как ласково называл его король.
– Фюрстхен, – тихо обратился к нему Аполлон, – а акцизный, пожалуй, не лжет. Он уже несколько лет прячет, держит взаперти свое сокровище, надо заставить его показать ее нам… Изыщи любые средства, не жалей денег, я должен во что бы то ни стало ее увидеть.