Графиня фон Мален - стр. 51
Агнес стало обидно даже, но в это же время она стала понимать, насколько силён человек, что лежит рядом с ней. Распорядись так судьба, что на такое дело пришлось бы идти завтра ей, так она бы до утра не уснула, а этот спит, скоро и храпеть, может, начнёт. Она выползла из-под перины, села на край постели, взяла в руки стеклянный шар. Раньше она мечтала о том, чтобы шар у неё был, думала, что будет в него каждую свободную минуту смотреть, а тут… Насмотрелась уже. Тем не менее, девушка заглянула в него.
И вглядывалась, вглядывалась, вглядывалась, словно что-то хотела рассмотреть, что-то мелкое. Даже прищуривалась, а потом вдруг оторвалась от синего стекла. Как будто неожиданно проснулась, от чего-то важного. Встала, быстро прошла к сундуку и, завернув шар в мягкий мешок, спрятала его там. Потом так же быстро, на ходу подняв с пола рубаху и надев её, подошла к пологу шатра и произнесла негромко:
– Ута!
Служанка сразу ей не ответила. Хотя должна была быть рядом.
– Ута, собака ты глупая. Где ты?
– Да, госпожа, тут я, – отозвалась Ута. – Отходила…
– Скажи Игнатию, чтобы коней запрягал, а мне одежду неси.
– Госпожа, едем куда-то? На ночь-то…? – удивлялась служанка.
– Шевелись, корова, тороплюсь я.
Глава 10
Выехали в ночь, солдаты, что стояли на карауле, её даже попытались остановить. Перед тем как сесть на козлы, Игнатий спросил:
– Куда же ехать-то?
– Назад, в Бад-Тельц, по дороге сюда его проезжали. А оттуда на север свернём, к Ламбергу. И побыстрее езжай, нам сюда вернуться надо.
– Госпожа, быстро ехать ну никак нельзя. Темно, хоть глаз коли. Завалимся в канаву.
– Ты уж расстарайся, Игнатий, – уговаривает его девушка, – тороплюсь я. Если всё получится, так награда тебе будет.
Так и поехали, а тут ещё и луна вышла, стало полегче.
Кухарку Агнес с собой брать не стала, не до обедов ей сегодня будет. Взяла только Уту. Здоровенная девица молча таращилась в темноту из окна. Иногда пришёптывая:
– Глаза, что ли, жёлтые видала в кустах, волки, что ли, не волки. Не поймёшь.
Но страха в голосе девицы не слышалось. Она давно уже не боялась ни людей, ни зверей, ни Бога. Боялась Ута только свою госпожу, боялась и почитала безмерно.
А госпожа её даже и из окошка не выглядывала. Вся собралась, молчит, коли свет был бы, так любой увидел бы, что лицо у неё холодное, бледное, круги под глазами. Круги и бледность – это оттого, что за последний день она в стекло глядела неотрывно. А ручка её маленькая крепко сжимала рукоять любимого ею изящного и страшного кинжала. Так же как Волков собирался до зори встать и идти на дело кровавое, точно так же на свою войну ехала и она. И точно так же не знала, вернётся ли.