Говорят, под Новый год… - стр. 7
Иногда на подмогу являлась свекровь, живущая через дом. Помощь её заключалась в следующем – она приходила, когда Женька спал, и смирно сидела рядышком, таращась на коляску. Как она искренне верила, охраняла сон – а на самом-то деле просто доводила Соню до белого каления своим молчаливым присутствием. Как только младенец Евгений просыпался и начинал ныть, свекровь удовлётворенно констатировала:
– О! Проголодался, – совала его Соне и удалялась с чувством выполненного долга.
Соня не винила её – та не нанималась нянькой, она не обязана. Но с некоторых пор просто перестала открывать свекрови дверь, завидев её физиономию в глазке. А смысл? Свекровь разобиделась и вскоре сама перестала приходить.
Большие надежды возлагались также на Сонину маму, специально приехавшую из Сибири нянчиться с новорожденным. Поначалу всё шло как по маслу, ибо бабушка души не чаяла во внуке и бежала к нему по первому писку. Но уже неделю спустя Соня готова была взвыть от того, что они с мамой – сторонницей традиционных методов воспитания и ухода за грудными детьми – решительно, категорически отказывались понимать друг друга. Мама постоянно психовала, упрекая Соню в том, что она не умеет обращаться с ребёнком, всё делает неправильно, и муж её тоже всё делает неправильно, и только она одна знает, как надо. Да, Соня с уважением относилась к материнскому авторитету, но, чёрт возьми, у неё тоже были свои взгляды! К примеру, мать говорила Соне, чтобы она не надевала малышу памперсы, а всё время держала его голеньким – мол, попка будет «дышать». Соня объясняла ей, что голенький Евгений описает-обкакает и мебель, и всех членов семьи впридачу. Мама сразу же начинала орать на неё, не церемонясь в выборе выражений:
– Подумаешь, описают её! Я вон, когда тебя родила, вечно обоссанная ходила!
– Но при чём тут ты, если я лично так не хочу ходить? – искренне недоумевала Соня. Она, если честно, вообще была готова поцеловать создателя памперсов в попу, ибо он избавил её от изнуряющей круглосуточной стирки загаженных пелёнок и ползунков. Мама же ставила ей в вину то, что она думает только о себе.
Сашка тоже не был особо доволен присутствием тёщи. Особенно тем, как она без стука и предупреждений врывалась в супружескую спальню ночами, заслышав малейшее покряхтывание маленького Женьки, и гневно вопрошала:
– Он у вас плачет, вы что, не слышите? Соня, покорми ребёнка и дай мне, я его укачаю!
После чего она часами слонялась по спальне и убаюкивала малыша, распевая колыбельную. Младенец в конце концов засыпал под её монотонное пение, а вот Сашка всё больше раздражался, и с него слетал всякий сон, хотя завтра надо было рано вставать на работу. Если же Соня мягко говорила: «Мама, иди, пожалуйста, к себе, мы сами справимся!» – тут же начинались слёзы обиды и упрёки. Короче, через пару недель тёща была отправлена из Питера восвояси.