Готические истории - стр. 17

Никогда не приходилось мне встречать человека с более несносным нравом, чем Колфилд. Да и не слышал о таком никогда, что само по себе говорит о многом.

Человек мрачный и злопамятный, а кроме того, страшно вспыльчивый, он все же был моим добрым другом. Люди в Курвалле говорили, что это не делает мне чести, и, гордясь своей проницательностью, намекали, что мы с ним «одного поля ягоды».

Думая об этом сейчас, я понимаю, почему людям казалось странным, что мы столько времени проводим вместе: он, старший майор полка, и я, простой служащий, на двадцать лет его моложе, лишь недавно прибывший в Индию.

Все явно недоумевали, на какой же почве мы так сдружились – ведь не может же быть, чтобы мы хоть по одному вопросу сходились во мнениях, – и это давало пищу для мелких злобных сплетен, а любые сплетни во второсортном гарнизоне, затерянном где-то в глуши Северо-Западных провинций, – манна небесная.

Никто в Курвалле не знал Колфилда хорошо. Казалось, все, кроме меня, его побаивались, и он, без сомнения, не был человеком, к которому можно зайти без приглашения, взять книгу или газету, побродить по комнатам, рассматривая фотографии его сестер или чьих-то еще сестер, а затем также непринужденно удалиться. Ни один из младших офицеров в его полку ни разу не заговорил с ним по доброй воле, ни одна дама не испытывала к нему расположения. Дамы говорили, что он груб и неприятен, никогда не принимает их приглашений, и считали его «человеком с прошлым», что было весьма вероятно, да и вообще отнюдь не редкость.

Собственно говоря, Колфилд совсем недавно перевелся в – ый пехотный полк из кавалерии, и никто не знал почему, а сам он ничего не объяснял, что сгущало вокруг него атмосферу таинственности.

Что до меня, я завязал с ним дружбу почти сразу по прибытии в гарнизон. Мы жили в соседних бунгало. Это были простые, крытые тростником, беленые холостяцкие домики, с узкой полоской веранды, где вечно крутился слуга – мыл тарелки, выплескивая грязную воду на дорогу, либо чистил лампы и натирал пол керосином.

У каждого из нас был неряшливый клочок двора, отгороженный от других пыльными кустами алоэ, в корнях которых прятались маленькие розовоносые мангусты со своим многочисленным и постоянно прибавляющимся потомством.

В первые два месяца, пока я привыкал к языку и людям, у меня было мало работы, а времени в избытке, так что я слонялся по бунгало Колфилда и с интересом изучал его огромную коллекцию шкур, рогов и других охотничьих трофеев, одного вида которых было достаточно, чтобы любой мальчишка, хоть раз державший в руках ружье, позеленел от зависти. Колфилд молча курил в своем кресле и смотрел, как я брожу по его дому, прикасаюсь ко всем его любимым сокровищам, а мою бесконечную болтовню слушал с раздражающей невозмутимостью. Он никогда не приглашал меня и никогда не просил остаться подольше, но странным образом я чувствовал, что мои визиты не были ему неприятны, за исключением одного-двух памятных случаев, когда он пребывал в ужасном настроении и выпроводил меня так поспешно, что я нескоро решился вновь нарушить его уединение.