Государыня-правительница. Альтернативная история - стр. 13
«…Только одна невеста – внука короля английскаго – может считаться соперницею Елизаветы. Но король французский не может жениться иначе, как на католичке, а в Англии никогда не согласятся, чтобы великобританская принцесса публично отреклась от протестантства. Напротив того, русская принцесса легко отречется от своей религии для блестящаго брака, и Елизавета обратится в католичество, подобно тому, как мать ея, протестантка, приняла восточную веру. Так что остается только поторопиться этим делом».
Пришедшее в Россию месяц спустя послание Долгорукова показывало, что он весьма усердно принялся за порученное ему сватовство, благоразумно не затрагивая вопроса о польском престоле для жениха принцессы Натальи, но упирая, в основном, на огромное приданное обеих невест и сводя все проблемы к средствам обеспечения принцессы Елизаветы на случай ее – спаси Господи и сохрани! – вдовства.
Когда речь все же заходила о расчетах герцога Орлеанского на польскую корону для своего старшего сына, Долгоруков лишь пожимал плечами:
– Да, нынешний король польский может прожить еще лет десять – и что с того? Один раз его уже свергали с трона шведы и возвращали на престол русские. Так почему бы не свергнуть его снова в пользу французского принца и с поддержкою русских?
Аргументы русского посланника произвели на регента и его советников огромное впечатление. Но кто знает, сколько бы еще Версаль раздумывал над решением брачной проблемы, если бы в очередном послании Кампердона регент не прочитал бы о том, что в Петербург прибыли два принца Гессен-Гомбургские, и что государь принял их весьма ласково.
Герцог Орлеанский распорядился отправить в Петербург портрет своего сына, герцога Шартрского, якобы для того, чтобы принцесса Наталья могла оценить своего будущего супруга. Смысл сего послания был ясен обеим сторонам: договоры будут подписаны со дня на день, обеих принцесс надлежит собирать в дорогу на новую родину.
И в те же дни Пётр допустил, наконец, к себе светлейшего князя Меншикова – впервые за долгие месяцы полуопалы.
Александр Данилович, одетый против обыкновения скромнейше, бросился на колени, едва переступив порог царского кабинета. Каем глаза косил на лицо Петра: не всколыхнется ли в том прежнее, не помилует ли вчистую, как уже не раз бывало. Но лицо императора оставалось непроницаемым.
– Встань, князь, – сухо сказал он. – Когда на свадьбу к дочери позовешь?
– Так ведь, мин… ваше величество… государыня-то изволила предложить…
– При чем тут государыня? – нахмурился Пётр.
– А при том, ваше величество, – заторопился Меншиков, – что ее величеству желательно за Сапегу свою племянницу выдать, а Машке моей она другого жениха посулила сыскать.