Государство - стр. 6
Заметим лишь, что греческий философ делает упор при этом все же не на строгом отборе, а на «правильном воспитании и обучении», которое «пробуждает в человеке хорошие природные задатки». Он заботится о передаче по наследству не навыков и качеств, взращенных искусственно, а только здоровой природной основы. Отсюда несложно и прийти к такому умозаключению: не социальное происхождение, не имущественное состояние, не знатность, связи или деньги должны определять положение человека в обществе, а его врожденные способности, развитые образованием и воспитанием. «Мы установили… – подчеркивает философ, – что каждый отдельный человек должен заниматься чем-нибудь одним из того, что нужно в государстве, и притом как раз тем, к чему он по своим природным задаткам больше всего способен». Унаследованные «природные данные» у него служат первоэлементом социальной стратификации: «При росте и благоустройстве государства надо предоставить всем сословиям возможность иметь свою долю в общем процветании, соответствующую их природным данным».
Знание обеспечивает прочность государству. Незнание того, в чем заключается благо всех и каждого и что противно разуму и природе, ведет его к гибели. Отсюда совсем не утопическая мысль Платона о том, что просвещение, образование, воспитание суть непременные предпосылки государственного строительства. Наука есть не мнимое знание, а истинное, и ее предназначение – распространить знание немногих среди многих, «вести прекраснейшее начало нашей души ввысь». Мыслитель имеет в виду духовный рост – восхождение, подъем, и, если «на верхах» государства окажется избранное, истинно знающее меньшинство, это будет способствовать реализации смелого замысла.
Вместе с тем Платон, очевидно, понимает утопичность надежд на правление философов, «влекомых истиной», и их способность создать государственный идеал. Ему понятно, что при осуществлении проекта «препятствием будет служить не отсутствие желания, а разве что недостаток сил», он сожалеет, что «от философии отпадают те люди, которым всего больше надлежит ею заниматься, она остается одинокой и незавершенной» и тут к ней «приступают уже другие лица, вовсе ее недостойные».
Отсутствие ясности в ключевом, по Платону, условии отодвигает возведение совершенной государственности на отдаленную перспективу. Но снижать высокую планку нравственных требований к философам нельзя, ибо в противном случае можно получить насильственное правление интеллектуалов, своего рода «диктатуру ума».
Неумолимая необходимость все равно заставит «этих немногочисленных философов – людей вовсе не дурных, хотя их и называют теперь бесполезными, – принять на себя заботу о государстве, желают ли они того или нет (и государству придется их слушаться)». Платон не оставляет упований на то, что в грядущем «по какому-то божественному наитию преисполнятся подлинной страстью, к подлинной философии» сыновья нынешних властителей и царей либо они сами. Состоится ли при этом некая просвещенная монархия или sui generis – аристократия духа, философ не уточняет. Он критически, с известной долей пессимизма и самокритики всматривается в будущее, но все-таки советует теоретикам обдумать «набросок государственного устройства», всемерно учитывая то, «что по природе справедливо, прекрасно, рассудительно и так далее», и то, «каково же все это в людях».