Гость. Туда и обратно - стр. 46
– ОК, – подытожил я и, застыдившись заимствования, неуклюже перевел себя на русский: – Ладненько.
Дальше шло как всегда: студентам – Бродский с Довлатовым, коллегам – анекдоты с библиографией. У костра, правда, больше не пели. Старые эмигранты, бежавшие от советской власти и знавшие все слова ее песен, вышли на пенсию, а новые предпочитают хору лепку пельменей.
За этим мирным делом славист-дипломат рассказывал, как из-за них проиграли Вьетнамскую войну.
– Управление советскими МиГами, – объяснил он, – оказалось не по силам субтильным вьетнамцам. Поэтому перед боевыми вылетами русские летчики, надеясь подкрепить союзников, кормили их сибирскими пельменями.
Настоящий Вермонт начинался за пределами колледжа, с Зеленых гор, давших штату французское имя и неотразимую внешность. Она покорила меня еще тридцать лет назад, когда я приехал сюда, чтобы познакомиться с Сашей Соколовым. Вместо адреса он продиктовал пейзажную зарисовку.
В этих живописных краях такое случается. Лев Лосев, первый раз приглашая в гости, сбился с перечня дорог и выездов на рощи, ручьи и пригорки. Слушая его, я почувствовал себя Красной Шапочкой. Соколов, однако, был лаконичен: назвав гору, он велел добраться до ее вершины. Там я его и нашел. В палатке стояло полено и ведерко с парафином. Тут, глядя в угол, чтобы не отвлекаться горными видами, он и сочинял.
Соколова можно понять. Конкурируя с нашим вымыслом, Вермонт затягивает, завораживает и меняет сырую реальность на магическую. Я, например, встретил верблюда. Рифмуясь горбами с холмами, он, перепутав широту и континенты, безмятежно пасся в ущелье, словно в оазисе. Боясь, что мне не поверят, я предъявил фотографию местным.
– Верблюд среди овец, – объяснили мне, ничуть не удивившись, – все равно что танк в отаре: отпугивает койотов.
– А что тут делают перуанские ламы? – пристал я, вспомнив других вермонтских зверей.
– Они охраняют перуанских же альпак.
– Ну а те зачем?
– Как зачем? Вы видели альпак? У них ресницы, как у звезд немого кино. И они ими хлопают!
Усвоив урок, я внимательно смотрел по сторонам вертлявой дороги, с которой содрали асфальт, чтобы сделать ее еще более проселочной. У обочины стояли пара коров и пара людей. Грудастая тетка в шортах и дед с белой, как у Хоттабыча, бородой. Я чуть не свернул шею, пытаясь понять, то ли это состарившийся хиппи, то ли век не брившийся фермер (слово «крестьянин» в Америке употребляется только по отношению к иностранцам). Видимо, он имел отношение к открывшемуся за поворотом органическому малиннику, где я запасся воском и медом из спрятанных среди кустов ульев.