Госпожа трех гаремов - стр. 31

– Окружить, – приказал мурза, – и чтобы никто не вышел! Всех побить, а эмира Палецкого – ко мне!

Князя, разутого и в одной рубахе, разодранной у самого плеча, вытащили из шатра и доставили к Чапкуну. Дмитрий Палецкий утер рукавом с лица кровь и посмотрел на мурзу. Чапкун сидел на высоком жеребце, а конь, чувствуя запах крови, громко фыркал, нетерпеливо переступал ногами. Мурза любовно похлопал его по холке.

– Отпустить эмира. Пусть подойдет ко мне поближе.

Стража подтолкнула князя вперед.

– Пожалей меня, мурза, – ноги у Палецкого ослабли, и он упал коленями в густой, жирный, размокший от дождя чернозем. – Стар я стал. Дома умереть хочу, подле жены да деток. Ежели в вашей земле басурмановой помру, не примет меня Господь!

– Значит, жить хочешь? – спросил Чапкун, поигрывая длинной плетью.

– Хочу, мурза, пожалей старика! Неужно не помнишь ласку мою в Москве?

Чапкун родился в Касимове и несколько лет был служилым татарином у государя московского Ивана Васильевича. Вот тогда и завязались между мурзой и князем отношения, напоминающие дружеские.

– Пусть он идет! – приказал Чапкун и, хлестнув крепко коня, поскакал прочь по раскисшей после весеннего паводка московской дороге.

Князь Дмитрий Палецкий, истово крестясь, остался один.

– Слава Христу, спас меня от басурманова плена. Нужно успеть сообщить царю Ивану о Шах-Али…

– Князь, батюшка, – послышалось за спиной жалостливое завывание. Из кустов вышел дружинник из охраны воеводы. За повод он вел красавца-коня. – Это тебе…

– Дай плеть, – коротко приказал Палецкий.

– Держи, батюшка, – охотно протянул отрок кнут. – Ты его погорячее плетью, тогда он мигом до самой Москвы доскачет.

Князь взял плеть и долго без устали хлестал рынду [27] – по лицу, рукам, шее.

– Будешь знать, как пристало беречь князя! Будешь знать, как беречь князя! – приговаривал он.

А когда наконец притомился и на его широком лбу выступила обильная испарина, князь брезгливо отшвырнул плеть.

– Что стоишь, раззява! В Москву надо поспешать! Раньше мурзы в стольном граде нужно быть. Наговорит он царю всякого да еще и уступок каких добьется для своего двора! Оружие за добрую весть попросит.

Холоп утер с рассеченного лица кровь и произнес:

– Да где же их обойдешь?! Каждый из них за собой по два свежих жеребца ведет.

– Ладно, – подумав, произнес князь, – видно, действительно не успеть… Попадет мне теперь от государя. Царя Шах-Али оставил, дружину не уберег. Ничего, может, государь и пожалеет, милостив он.

Чура Нарыков молился, призывая Аллаха в покровители дел своих. Он забыл обо всем и думал только о Всевышнем.