Госпожа камергер - стр. 29
Взор Мари снова обратился к окутанным туманом горам, и их покрытые густой дубравой склоны вдруг представились ей темно-зелеными разводами на отшлифованных камнерезами боках яшмовых ваз в петербургских залах, а перезвоны чеканщиков – позвякиванием шпор на мраморных лестницах…
Она прекрасно помнила теплый весенний день, когда состоялся ее первый выход в свет. Правда, тогда она представлялась не в Стрельне, а самом Зимнем. И долго стояла пораженная, забыв обо всем, у великолепной вазы из уральской яшмы, украшающей балюстраду дворца – никогда прежде Мари не видела подобной красоты: буйство красок от коричнево-красных до нежнейше-желтых и палевых оттенков ослепило ее. Причудливый узор вобрал всю палитру осеннего леса, над которым разгорается яркая вечерняя заря. Ручки же вазы были исполнены в виде мифических голов животных с позолоченными рогами…
– Мадемуазель Мари, нам нельзя задерживаться здесь, – князь Александр Потемкин вежливо взял изумленную девушку под локоть и осторожно потянул за собой, – не оступитесь, мадемуазель. Нас ожидают матушка и граф Алексей Александрович. Нам следует поторопиться для представления государыне…
Приготовления к балу – бесчисленные примерки платья и куафер, – стоили Мари больших трудов и соображений. Она испытывала волнение, переходящее подчас в ужас, – воспитанная в монастыре, она не бывала прежде при монаршем дворе. А весь предшествующий балу день она чувствовала себя так, как будто готовилась к битве: сердце ее билось сильно, а мысли не могли ни на чем остановиться.
К тому же Таврический дворец князей Потемкиных, в котором юная француженка оказалась накануне бала, поражал богатством и великолепием, но Мари он испугал, и в первые дни вызвал даже мрачные мысли. Ей почему-то стало безнадежно грустно в его роскошных интерьерах и огромных залах.
Мари знала, что дворец прежде принадлежал всесильному князю Потемкину, отцу княгини Лиз и деду Александра. Вряд ли она отдавала себе отчет, но ей сразу почудилось, что дворец живет особенной, своеобразной жизнью, жизнью прошлого, которое тенями ютится в его дальних закоулках. Прошлым дышали складки гардин и портьер, полотна старых портретов, гобелены стен, и девушку пугала мысль: а вдруг все это прошлое оживет и явится в сумерки привидениями.
Однако теперь от страхов и сомнений не осталось и следа. Мари сама себе удивлялась: в сложном тюлевом платье на розовом чехле она вступала на бал свободно и просто, как будто все розетки, кружева, все подробности туалета не стоили ей ни минуты внимания, как будто она родилась в этом тюле, кружевах, с этой высокой прической, с розой и двумя листками наверху.