Госпожа камергер - стр. 11
– Совладал бы, – отвечал тот, улыбаясь, – еще бы мне в помощники Лешку Бурцева воскресить. Тогда и вовсе – трава не расти…
– В крайнем случае Денис Васильевич вполне мог бы полагаться на меня за отсутствием Бурцева.
Взбежав по мраморным ступеням со двора, на террасе появился князь Александр, причесанный и надушенный верным своим Афонькой как на бал. Мари-Клер, стоявшая у входа с террасы в комнаты, почувствовала, как у нее вздрогнуло сердце при его появлении. Она не обращала внимания на все, что говорилось на террасе прежде. Она ждала только его – и вот он пришел. В свежей белой рубашке с атласным жабо и охотничьем бешмете из черного бархата, который контрастировал с ярким взглядом его зеленых глаз.
Лакеи в шитых серебром ливреях с васильковым аксельбантом на плече расстелили на столе белоснежную скатерть, украшенную тонким кружевом по кайме, и расставляли чайные приборы – в голубом фарфоре с многоцветными переливами.
С появлением Саши, Мари- Клер покинула свое укрытие и, пройдя на террасу, уселась у самого края ее, выходящего на журчащий внизу фонтан. Вскинув на нее взгляд, Саша быстро оценил ее нежно-розовый туалет, вышитый мелким темным жемчугом, который дополнял прозрачный газовый шарф яркого цикломенового цвета, столь любимого молодой француженкой. От его взгляда, выражавшего явное любопытство, Мари-Клер смутилась так, что вынуждена была отвернуться и перенести взор свой в сад, чтобы никто не заметил румянца, вспыхнувшего у нее на лице. Она прижимала шарф к груди, сама не замечая, как стискивает его пальцами, а потом снова отпускает, боясь повернуться.
– Мы еще не виделись сегодня, мадемуазель. – Саша подошел к ней, обдав мужественным ароматом гвоздики, к которому примешивался запах крепко заваренного кофе. – Позвольте пожелать вам доброго вечера, мадемуазель.
Он галантно склонил голову, и она, обратившись к нему вполовину, протянула руку, напрягая ее, дабы не выдать дрожь. Саша поцеловал ее руку – она вздрогнула, когда его губы коснулись тонкой гипюровой перчатки, скрывавшей ее. Потом, еще раз окинув взглядом всю фигуру молодой особы, князь Потемкин отошел к матери.
Вслед за Сашей Мари-Клер выразил приветствие и восхищение Денис Давыдов – с ним она ощущала себя раскованно и с улыбкой принимала восторженные комплименты в свой адрес.
– Цветок, истинный цветок заморский, – приговаривал Давыдов, блестя темными глазами, и то и дело поправлял черные с проседью волосы, спадающие ему на лоб.
– Ты нам все ж не полностью досказал, Денис Васильевич, – призвала к себе партизанского генерала княгиня Елизавета Григорьевна. – Кто же там удумал затею с бочкой-то? Неужто скромница Маша Раевская? Я не поверю, будто отец ее, Николай Николаевич, привил ей с детства столь просвещенные взгляды. На моей памяти, на свой брак она куда более в русской традиции смотрела – со слезами да молитвами, а под венец и вовсе за косы ее вели. Нет, наверняка, не ей принадлежала главная роль в устроении спектакля. Маша, она скорее пожертвует своим чувством по чужому указу, сама ж вряд ли додумается. А вот урожденная госпожа Лаваль, – Лиза обмахнулась веером, слегка сузив зеленые глаза, и это мимическое движение ее Мари-Клер сразу же узнала: оно полностью передалось по наследству Саше, – та госпожа Лаваль, которая княгиней Трубецкой стала, – продолжала Лиза с легкой улыбкой, – у нее все по-революционному. Она, конечно, вполне способна и не такое удумать…