Господин Друг - стр. 4
Ромин провел ладонью по лбу – казалось, его тяготит мигрень – и жестко сказал:
– Святая традиция. Нет иерархии более грубой, нежели в изящной словесности.
Авенир Ильич хотел согласиться, но мысленно себя оборвал: нельзя все время ему поддакивать. Он снисходительно посоветовал:
– Все-таки будьте потолерантней. В Евангелии сказано о злоязычных: «Гортань их – открытый гроб». Страшновато. Подумайте о своей гортани.
Ромин оскалился, словно почуял запах добычи:
– И вы туда же! С недавних пор все наши грешники ссылаются на Новый Завет. Правило хорошего тона. Впрочем, к вам это не относится. У вас репутация эрудита. А, в общем, вы правы. Будем терпимы. Графоманы заслуживают снисхождения. По-своему трогательный народ. Я, по стечению обстоятельств, имел однажды честь наблюдать весьма почтенного беллетриста в период течки – должен свидетельствовать, то было исполинское зрелище! Еже писах – писах! Строчил с таким накалом, с такой энергией – что тебе раскрепощенный атом! Ломались грифели карандашей, ломались перья и сохла паста. Тогда он садился за машинку и так гремел по клавиатуре – она превращалась в металлолом. Недаром он был, подобно Петрарке, увенчан официальным лавром. Я любовался им, честное слово! Мне кажется, что он это чувствовал, поэтому порой откровенничал. Даже признался, что не решается пойти прогуляться – вдруг явится слово, а под рукой ни листа бумаги. Разве не мило? Письменный стол словно стульчак во время поноса – боязно от него отойти. Так оно, в сущности, и было – жертва хронической диареи, перенесенной в творческий акт. Впрочем, таких Пегасов – табун.
– Послушали бы вас современники, – покачал головой Авенир Ильич.
– Наслышаны, – хмуро заверил Ромин. – У нас взаимное крепкое чувство. Бог с ними. Пусть живут как умеют. Вы, кажется, не слишком хлопочете – вот и переживете их всех.
«Он абсолютно убежден, что перед ним человек без претензий», – Авенир Ильич ощутил досаду. Но вслух сказал:
– Нам знать не дано. А вам – спасибо за ободрение.
– Не за что. Ну – посошок на дорожку, и разбежимся в разные стороны. Выпьем, чтобы у вас было все и чтоб за это вам ничего не было.
Это шутливое пожелание снова болезненно кольнуло, и вновь Авенир Ильич промолчал. Тем более, Ромин уже поднялся.
– Благодарю вас за компанию, – сказал он и положил на плечо Авениру Ильичу свою руку. – Как-нибудь перезвонимся и встретимся.
Когда Ромин ушел, из-за соседнего столика встал знакомый прозаик и с гримасой, которая обозначала улыбку, осведомился:
– Часто общаетесь?
Не зная, что на это ответить, Авенир Ильич сказал: