Господа, прошу к барьеру! (сборник) - стр. 20

– Из посада грозятся мне головней с искрами, а я из кремля неприступного разорю их пушками, велю стрельцам своим свинцом посадских потчевать, о чем и объявить в соборе Троицком всенародно, чтобы потом не кричали, что – мол, не знают вины своей…

Палицын, о том прослышав, собрал народ в церкви Успения Богородицы и тоже возвестил об «измене» Кокорева, чтобы народ речей кремлевских не слушал, а внимал только речам посадским. Кокорев, узнав о таком призыве, велел стрельцам занять башни кремлевские и стрелять в посадских, когда они из церкви станут по домам разбегаться. Но скоро в дело вступились горластые пушки – война началась. Посадский люд во главе с Палицыным и его племянниками, крича «С нами крестная сила!», кинулись на штурм цитадели, но одолеть ее стен не смогли… Кремль был осажден, началась блокада мангазейского гарнизона, что остался верен первому воеводе. Но жители Мангазеи обозов в кремль не пропускали, стрельцы стали вымирать от цинги, но от пушек они не отходили, расстреливая посадских людишек, яко врагов своих, по воле Кокорева ядрами был разрушен посад, разбили и гостиный двор, половина города оказалась в развалинах. Силы, однако, были неравными – у сторонников Палицина кончились припасы пороха, и он отступил к Енисейскому волоку, а потом отъехал в Москву, увозя с собою и те самые ядра, которыми Кокорев его обстреливал, и ту кучу ядер он представил царю в оправдание свое… Москва не судила его, а вскоре и Кокорева отозвали из Мангазеи, назначив воеводой в Чугуев – подалее от мест прибыльных.

Мангазея, будто заброшенная, притихла в сугробах, печально позванивая над тундрой колоколами храмов, но с того времени как-то померкла красота ее теремов, во мраке полярной ночи все реже хлопали двери кабаков, не слышались песни поморской вольницы. Да, читатель, приснопамятная вражда воевод подорвала былое экономическое могущество «златокипящей» столицы Русского Заполярья. Соболей стало меньше в окрестных лесных чащобах, купцы стали избегать наездов с товарами, гостиный двор опустел, в нем едва сводили концы с концами несколько опустевших лавок. Кое-кто из жителей подался в Туруханск, люди торговые влачили жалкую жизнь в избах посада, говоря удрученно:

– Чтоб их всех разорвало! Верно ляхи сказывают: коли паны дерутся, так у холопов чубы трещат… Эвон, и лекарь сбежал! У детишек, коли зубы заболят, так мы чем поможем? Дадим каждому полено осиновое – оно, ежели его у щеки пригреть, так боль-то зубную оттягивает. Кажись, и нам время, чтобы собак в нарты впрягать – ехать кудыть глаза глядят. Россия-то, чай, землицею не обижена – завсегда угол сыщем, нежели тута волков морозить.