Город Зга - стр. 4
Мы шли к спуску мимо двух новых свежезаселённых близнят-шестнадцатиэтажек. Вокруг ещё не убрали строительный хлам. Огрызки бетонных плит под окнами, сломленный пополам лестничный пролёт, некрашеная деревянная будка, небрежно сложенные в стопу сетчатые оградительные щиты.
Среди привычного новосельного хаоса резвились дети.
Многоэтажность вообще неприятна моей душе. Я не люблю высь, я люблю ширь и долгие годы житья в гигантском городе не изменили меня. И теперь, проходя мимо серых небоскрёбчиков, задрав голову, я без восторга обозревал бетонные оборки балконов, верхние окна, отражающие блики предзакатного неба, и думал – хорошо, что моя квартира на первом этаже. Жить там, в душевном висе меж землёю и небом – увольте.
Меня привлек маленький, еле различимый белый комочек на подоконнике последнего этажа. Котёнок? Оконная створка была приоткрыта внутрь, котёнок сидел на краю и смотрел вниз.
– Видал героя? – показал я пальцем Юрану, – На самом краю сидит, дурило. Сдует сквозняком. Или спихнёт рамой. Куда хозяева смотрят?
И через пару секунд произошло именно то, что я беззаботно предположил.
Оконная створка дёрнулась от резкого сквозняка, возможно, при закрывании входной двери и столкнула котёнка.
Он успел, извернувшись, уцепиться коготками за край подоконника, повисел, дрыгая задними лапками, ищя опору, с тонким бессильным мявом сорвался вниз.
– Ах ты ж! – сокрушённо выдохнул Юран, дёрнулся, было, поймать, понял – не успеет. Никто не успеет.
Котёнок ещё не умел группироваться и управлять своим тельцем, он летел, кувыркаясь, как плюшевый пупс.
«А н-ну-у!..» – вдруг стиснулись зубы мои, и по спине брызнул льдистый озноб, и взгляд, вцепившийся в белого смертника, стал жёстким, стеклянистым, и боль-напряженье просыпалась в затылке, и взбарабанила кровь в висках…
В обрывок секунды во мне без меня стряслось это, и падение котёнка примерно на высоте четвёртого этажа стало быстро замедляться, словно он упал в прозрачный кисель. Кувырки его прекратились, он приземлился на бетонную отмостку, как под парашютом, всеми четырьмя лапками. Стоял, мелко дрожа, тараща глаза-бусины на подбегавших детей.
Я тёр затылок, разгоняя крапины боли.
Юран ошарашено уставился на меня.
– Что? Эт-то… Это – ты что ли? Н-не понял…
– Похоже, я, Юрик. Сам не понял ещё. Впервые такое.
…– Ничего не зря, – говорите вы. Но я не сделался ни сильней, ни мудрей, ни добрее. Даже ждать не научился.
– Ну кое что всё же понял ты, я полагаю.
– Вы о чем, Мик Григорьич?
– Да продолжение всё тех же простых истин. Из твоей юности. И наверное, ещё одна. До которой уж ты-то должен был дойти.