Город и псы - стр. 52
– Как мне к Вам обращаться, отец? – почтительно спросил он.
– Сойзин, – улыбаясь, ответил тот, с каким-то добрым и простодушным любопытством разглядывая своего молодого собеседника. В его взгляде, словно, вольтова дуга, светилась незримая, видимая только ему, Сергею Ронину, ниточка обратной духовной связи, по которой люди сразу отличают своих от чужих.
– Где моя Рита? – спросил он.
– Она сесяс далеко и ей хоросо. Придёт Гэсэр, – расказэт, – немногословно, но внятно ответил Сойжин. – Есё Хурэмгэ? – вдруг добавил он весёлым и лукавым тоном.
– Можно, – ответил Сергей и от души рассмеялся, чувствуя, что ему действительно хорошо и легко в присутствии этого человека. Старик вновь наполнил свою рукодельную, глиняную утварь этим мутноватым подобием не то молочной браги, не то пива, не забыв, при этом, задобрить духов огня, после чего раскурил маленькую, щербатую трубочку, наполняя восьмигранное пространство юрты пряным ароматом незнакомых таёжных трав. Дымок его трубки тотчас слился с белесыми струйками дыма, восходящего с горящего очага к отверстию в потолке крыши. От выпитого стало теплее, но всё равно, снежная прохлада тайги незримо присутствовала в утробе этой странной древесной конструкции, которая веками согревала бурятских старожилов, упорно не желавших приспосабливаться к требованиям времени. Зато здесь никогда не водилось мух и комаров, не любивших прохладных сквозняков, и не было запаха застоявшегося, домашнего пыльного тлена, который так отличает городские квартиры от загородных деревянных усадеб. Сойжин был последним из могикан в своём улусе и готов был умереть вместе с традициями предков, свято веря в свою счастливую карму.
– Сойжин, – тихо обратился Сергей к деду, – Что происходит вокруг? Почему в городе взбесились собаки, к чему всё идёт и чем это закончится? Мне кажется, что ты один знаешь ответ.
Лицо старого бурята, словно вылепленное из жёлто-коричневой глины вдруг перестало улыбаться, разгладилось и освободилось от морщин. Он несколько раз пыхнул трубкой и задумчиво уставился немигающим взглядом в пространство, обтекающее Сергея, но на самом деле, глядя мимо и сквозь него.
– Присло больсое зло. Будет сильно плохо. В этот год – серес собаку. В другой – серес волка и птису. Селовек здесь не хозяин, – слуга. Нельзя убивать так много. Селовек сильно много убивает. Будет плохая карма. Осень плохая. Ты сам разбудил духов, ты открыл дверь туда. Ты и закроес её.
– Какую дверь, куда открыл?! – воскликнул Сергей и вопрошающе уставился на старика. Но тот, с последними словами, отвернулся от собеседника, и, достав изо рта трубку, стал сосредоточенно бормотать приглушённым речитативом что-то напоминающее молитву. Потом внезапно повернулся к Сергею и коротко, но властно произнёс: