Город хороших господ - стр. 11
И я предалась воспоминаниям: неделю назад ночь была тёплой, привокзальные часы отбили три – час призраков – а мы с Рией жались друг к другу, оглядывали совсем незнакомый город и думали, как же быть дальше. Рия упала на асфальт – ещё теплый – и заплакала. Это был второй раз в жизни, когда я видела её плачущей. Я её обнимала, гладила по подстриженным волосам и смотрела на город: умоляла нас принять и спрятать.
Обычно я подступаюсь к незнакомым городам с нежностью, чуть ли не на цыпочках хожу, чтобы мягко ассимилироваться в их пространстве, но сейчас на это не было времени. Мы влетели в Краснокаменный с криком и, я надеюсь, он его услышал. Конечно, услышал, иначе как бы мы так спокойно провели ночь на лавочке, или так быстро нашли работу?
От сонного оцепенения я освободилась резко. Вздрогнула, как пойманная котом мышь.
Мир вокруг совсем не изменился, разве что фильм теперь на другом моменте, но это и неважно, я всё равно потеряла нить повествования. Даже немного обидно, надо будет пересмотреть потом.
Часы показали четыре.
Рия пришла домой только в одиннадцать. Небо уже стало тёмно-сизым, с яркой полосой у горизонта.
Я бросилась к двери, как только услышала поворот ключа, по пути надевая тапочки.
На ужин приготовила гречку с жареным луком и селёдкой из банки. Какое-то стереотипное представление о беженцах диктовало мне, что мы должны питаться именно так. Ну, к тому же это диктовал наш семейный бюджет.
Но это вкусно. Особенно если гречку тоже немного поджарить.
Кое-как мы разместились на кухоньке прямо под жёлтой лампой. Рия легла лицом в стол, листала новости на телефоне. Разговаривать она была не намерена, и на все мои расспросы о работе отвечала односложно: «угу», «ага» и, иногда, для разнообразия: «хорошо». Ела с ещё более равнодушным видом, чем обычно, сонно тыкалась носом прямо в гречку. Даже взгляда не поднимала, уткнулась в телефон и всё.
Я молча прикончила свою порцию и сидела, уставившись в окно. Там почти уже ночь, а завтра собеседование.
Помыв тарелку, я пошла спать. Рия всё еще молчала.
Их кокона сновидений меня вызволили её руки.
– Кать! Катя! Ты спишь?
Я постаралась спастись, зарывшись поглубже в одеяло, но Рия настойчиво меня выкуривала, как лису из норы.
За окном торжествовала ночь. Слишком ясная, непривычно тёмная. Фонарь, расположенный под нашим окном, назойливо слепил глаза. С волос Рии капала вода, из одежды на ней были только футболка и трусы, и смотрела она на меня таким взглядом, будто я совершенно внезапно тут появилась и никто меня тут не ждал. От её обычного выражения лица, выражающего только беспрерывную меланхолию, отличалось оно существенно.