Гормон счастья и прочие глупости - стр. 10
– Не волнуйся, это не проблема.
– Что?
– Придумать крайний случай! Чепуха!
– Я не умею.
– Черт с тобой, возьму это на себя.
И в понедельник он явился ко мне на работу. Наши все вытаращили глаза, а он уединился с Инной Геннадьевной – и через двадцать минут отпуск был подписан. Причем с завтрашнего дня. А отъезд, вернее, отлет был назначен на следующую неделю. Совершенно ошарашенная, я пошла его проводить к выходу:
– Что ты ей наплел?
– Какая разница?
– Что значит – какая разница? Я должна хотя бы знать, что ты наврал, чтобы не попасть в неловкое положение.
– Не попадешь! За это я ручаюсь. Она обещала быть предельно деликатной. Ну все, я помчался, времени нет!
Вот так я избавилась от гнетущего ощущения, что надоела сама себе. Мне было некогда. Я репетировала с Гордиенко, и это было фантастически интересно. Сюжет одноактной пьески заключался в том, что неудачливая певичка из провинции приезжает в Москву, является к пожилому продюсеру и начинает повсюду преследовать его своим пением, пока наконец он не влюбляется в нее. Весьма милый водевильчик, не более того. К тому же содранный с какого-то бродвейского мюзикла, ужатый до одноактной пьески и перенесенный на российскую почву. Роль у Гордиенко главная, и играет он ее, насколько я могу понять, блистательно. Моя же роль сводится к музыкальным иллюстрациям его рассказа. Вся пьеса занимает сорок минут.
– Бронечка, детка, вы можете петь что хотите, это несущественно. Главное – не бояться публики. А маночек в вас есть. Зритель от вас будет тащиться, – успокаивал он меня. – И пожалуйста, постарайтесь сохранить тот испуг, который у вас есть, зафиксируйте его, это поможет…
– Нет, Юрочка, – вмешалась его жена, педагог в театральном училище, – не надо ничего фиксировать. Насколько я понимаю, Броня не собирается менять профессию, и ее испуга вполне хватит на ваши гастроли. Обнаглеть она просто не успеет.
– Ох, не скажи, – вздохнул Юрий Митрофанович. – Иной раз люди наглеют моментально.
– Ну, по-моему, это не тот случай.
Они говорили так, будто меня с ними не было.
Но Нина Ивановна все-таки обратилась ко мне:
– Броня, я не ошибаюсь на ваш счет?
– Нет, мне бы только набраться наглости, чтобы выйти на сцену и рот открыть.
– Ну это, конечно, важно, но Юра вам поможет. Не знаю, как насчет театральной карьеры, но диск я бы на вашем месте записала. Вы чудесно поете.
Слышать такое было приятно до ужаса, но мне все казалось, что они это говорят, чтобы подбодрить меня, чтобы я от страха не сорвала гастроли.
До отъезда оставалось три дня, а я, занятая репетициями и поисками подходящего репертуара, еще не уладила и половины дел. По дороге домой от Гордиенко я решила, что прежде всего поговорю с Полькой. Ничего от нее скрывать не стану, а вот отцу, которому надеюсь ее подкинуть, правду говорить нельзя, поэтому мне необходимо заручиться ее поддержкой. К счастью, она была дома.