Гормон радости - стр. 23
«Собачник»
Кормушка распахнулась и лязгнула.
«Никифорова!» – заорала циричка, нагнувшись в маленькое окошко.
«Никифорова!» – закричала дежурная по камере.
«Ну что, глухая, что ли…» – заворчали старухи.
Аня подбежала и нагнулась в окно, напряженная: вдруг письмо или передача?
«Завтра на суд!» – и окно с лязгом упало перед лицом женщины.
«Ну что? Ну что?» – загалдели сокамерницы, хотя все прекрасно слышали.
«Суд завтра! – махнула на них рукой и задумалась: в чем ехать? Кто из родных придет? – Петруха! Нарисуй моему ребенку открытку!»
«Чем тебе Петруха, пальцем нарисует? – огрызнулась хозяйка камеры. – Мусора отжали все ручки цветные. Девки! Давайте доставайте заначки! А то смотрящая наша, Анечка, опять будет на всех пиздеть, как хуй в рукомойнике…»
Поездка на суд – целое событие. После ужина старшая меряет кофточки сокамерниц («Опять похудела, скоро растаешь, Аннушка!»), прикуривая одну сигарету от другой, вспоминает детей и дом. Поит чаем приятельниц, выпрашивает у новенькой запрещенный карандаш для глаз (чудом прошел через шмон!), собирает с собой еду и воду. По закону, когда зэчка уезжает судиться, она числится «за судом», а не за изолятором, а суды кормят только щедрыми сроками. Те сухие пайки, которые положены на это время, на тюрьме всегда «вчера» кончились. Нет на воле у тебя поддержки и в камере добрых подружек – сиди голодная.
Ане еду привозит муж. Это редкость, и ей завидуют.
Ночь проходит в тревожных раздумьях, поэтому в четыре встать несложно. Аня тихо-тихо одевается, заваривает чай, бесшумно сливает воду в унитазе, курит, курит. В шесть ее выводят из камеры и спускают в «собачник» – помещение, откуда конвой будет забирать подследственных и развозить по судам.
Минус «собачника» – нечеловеческие условия, в которых женщины ждут часами. Тесное подвальное помещение прокурено до рези в глазах. Параша не огорожена, но принято просить – подержи куртку, прикрой меня. Сложно поссать на глазах у сорока человек, особенно первое время. Бывает, набивают и больше, стоишь часа четыре, как в метро в час пик. Из камеры спускают утром, а поднимают к отбою, устанешь, замерзнешь, перенервничаешь, но и впечатлений наберешься.
Плюс «собачника» в том, что можно пообщаться с женщинами из других камер, узнать новости и сплетни. Главное, как Петруха говорит, – самой языком не ляскать. А то трубки потом вылетают. Мусора-то тоже не дремлют, подсаживают сук своих слушать. Вокруг жужжание, истерический смех. Еще только восемь утра, а Аня уже держится за виски. Она никогда не пробовала наркотики. На свободе осталась шестнадцатилетняя дочь, и ей за нее жутко. Девочка не старше ее дочи рассказывает, как за полгода сожгла вены таблетками от кашля. Неужели этим лярвам ничего не страшно? Ее дочуня в спорте, слава богу. Может, пронесет?