Размер шрифта
-
+

Гормон радости - стр. 15

Мама же мечтала, чтобы я стала великой скрипачкой.

Для этих целей мне сшили фиолетовое бархатное платье. Когда я с распущенными длинными волосами и скрипочкой выходила на сцену, умилялись все. Когда начинала играть – умиляться переставала даже мамаша. «Говорила тебе – занимайся! занимайся!» – своим занудством она могла вывести из себя и святого.

Больше всего я любила читать. Я умудрялась импровизировать двумя руками на фортепиано и одновременно поглощать, к примеру, Стивена Кинга, найденного на пыльной верхней полке. Эта история очень заинтересовала моего психиатра: «Надо же – в семь лет! Что вы почувствовали? Что вы подумали?» – «Да что? – говорю я. – Подумала, наш отец не стал бы так заморачиваться, если бы мы с братом умерли. И Гейджа жалко было. Братика младшего. И кошмары полгода потом снились».

Врач меня долго не отпускала. У меня уже кровь шла из носа, я размазывала ее по подбородку и просила разрешения уйти. Было начало десятого вечера, коллеги заглядывали в кабинет и звали домой, но она была тверда: «Еще десять минут. Кровь потом смоете, успеете. Говорите!»

И я рассказывала про «Воспламеняющую взглядом» – когда я еще не умела читать, мама зажигала настольную лампу, читала вслух в темноте на диване. Было жутковато, но интересно. «Вот это – отец! Образ идеального отца! – замечала мама, отложив книгу. – Твой бы уже обосрался, а этот рискует жизнью, спасает дочь!»

Любимым героем был Воланд – всемогущий и насмешливый, мудрый и справедливый. Иешуа я считала бесхарактерным смертником, а Мастера – просто слабым. Маргарита казалась мне неразумной упрямой истеричкой. Мать осуждала героиню, но с завистью – ведь у Маргариты муж был хороший! И квартира какая, и домработница! И добавляла: «Зажрала меня проклятая нищета…» Я жалела, что меня назвали не Маргаритой. Тогда бы оставался крохотный шанс, что Воланд когда-нибудь выберет меня.

Я любила мечтать, но от чертовой скрипки мне было никуда не деться, ведь я же не хотела расстраивать маму! Окончив музыкальную школу, я поклялась никогда больше не брать скрипочку в руки и отрастить длинные ногти. Недавно я ее съела – старинный немецкий инструмент был сдан в ломбард за копейки. Больше не потрогать мне головку в форме льва, не погладить пальцами, не прикоснуться губами к благородному дереву, не подуть в прорези дек, не услышать легкий и нежный стон. Колки съезжали по несколько раз за урок. Как же меня бесило натирать их канифолью!..

– Пойдем чифом согреемся! – говорит Рэмбо.

Лязг решетки и ленивое: «За спиной руки! Нагулялись?»

Страница 15