Горькое молоко – 1. Золотой брегет. Тюремный шлейф - стр. 61

– Машину загоняйте во двор и проходите в дом, отдыхайте, а утром со свежими силами тронетесь в дорогу.

Волга заехала во двор, где у забора возвышалась большая поленница дров, и рядом стояли неказистые козлы для распилки дров. Двор был небольшой и ухоженный. Он был очищен, полностью от снега и на земле не валялось ни одной соринки. Даже около забора, где были сложены дрова, следы метлы невозможно было не заметить. Ясно было одно, что в этом доме присутствует хозяйская рука.

Дверь им открыла женщина с большой косой собранной в пучок на голове. Все прошли в дом, кроме дяди Гриши и Кери. Они остались на крыльце.

Дядя Гриша, прикатил на своей тележке, когда стол дымился от наваристых горячих щей. Домна, – так звали хозяйку дома, суетилась около стола, не разрешив Манане помочь ей:

– Кушайте всё, что стоит на столе, и отдыхайте. Пиво и водка в холодильнике, если что надо будет, позовёте меня. Я пойду во времянку к себе, прилягу.

– А почему она с нами не осталась? – спросила Манана, когда дверь за Домной закрылась.

– Сытая она, – засмеялся Аркадий, – в этом доме не положено много вопросов задавать, как понимаю я.

– Правильно Аркаша понимаешь, – отстёгивая свою коляску, вторил ему Часовщик, и ловко подтянувшись за спинку стула, он занял сидячую позицию.

Они все выпили и плотно поели. Иван уснул на коленях Мананы, на старой кушетке. Аркаша устроился спать в соседней комнате. А дядя Гриша сидел за столом и смотрел телевизор, не забывая периодически наливать себе водочки.

Проснулся Иван от грохота падавших стульев. Он подумал, что Часовщик перебрал и свалился на пол, но когда открыл глаза, то увидал валявшего на полу Монтёра и парня, который был с ним в буфете. Манана тоже проснулась и встревожено смотрела на новых гостей дома.

Из другой комнаты вышел заспанный Аркадий.

– Вот и мясо привезли? – сказал он.

Монтёр, увидав на кушетке бледнолицего Беду, подполз к нему на коленях, размазывая по лицу слёзы:

– Беда прости, я не хотел тебе западло делать.

– Убери свои руки от меня ишак паршивый, – прохрипел спросонья Иван.

…На Монтёра противно было смотреть, но Ивану приятно было, как он перед ним унижается. Это чувство непередаваемое, когда приходит час расплаты подонка и врага. Это чувство стирает полученные раны от злодея, придаёт новые силы. А главное вкачивает в человека веру в справедливость и уверенность, что зло неминуемо будет наказано, – так в эту минуту думал Беда.

– Дочка, – обратился Часовщик к супруге Ивана, – подожди нас в соседней комнате, а мы здесь потолкуем.

Манана встала и прошла в другую комнату.