Горькое логово - стр. 73
– Да я как вошел, сразу вспомнил, что это все – мои игрушки, – улыбнулся Сташка. – Ломать жалко, но придется…
– Зачем?!
– Больше не нужен.
– А отбор наследников?
– Не надо больше никого выбирать… Вот заберу свое, и он сам весь, – Сташка соединил ладошки: – Сплющится. Вели своим всем скорей, пусть спасаются.
– Сташка, ты всерьез?
– Ну да. Эта эра истекла, понимаешь? Пусть все скорей уходят и забирают все, что хотят… Лабиринта не будет больше. Не нужен. …Слушай, пусти. Мне надо что-то еще… Там посмотреть, понять, – показал он на вход в святилище.
– А сам-то ты знаешь, что там – твое? – Ярун бережно поставил его на ноги, и Сташка сразу озяб. – Боишься ведь.
– Боюсь, – сознался Сташка. – Ничего не знаю, все – наугад. …Оно там, зовет, – Сташка показал на святилище, и глазах Яруна появилось что-то странное, и Сташка взмолился: – Оно мое, оно… что-то вроде интерфейса ко всему здесь… Вроде короны, но в сто раз важнее…
Ярун кивнул и за руку повел в храм. Здесь светили слабые огни, и вся середина круглого зала была занята врастающей в потолок скалой. С нее те же каменные боги, соединяющиеся в Дракона, внимательно и жутко смотрели на Сташку, и он торопливо отыскал взглядом Кааша – и ужаснулся той яростной требовательности, с которой этот маленький уставился на него из прошлого. Сташка потер лоб и сердито сказал Яруну:
– Вот видишь, он ждет! А как мне понять, чего? – Он подошел к Каашу, с минуту разглядывал его и вдруг заплакал; стыдясь, вытер глаза кулаками, посмотрел на Яруна и мотнул головой в сторону узкой тяжелой дверки: – Я боюсь. И не думай, что я всего этого так уж хочу. Мне жутко. Не понимаю, явь это или сон… Только сейчас я должен…
– Иди, – Ярун вдруг легонько подтолкнул Сташку. – Возьми свое.
И он быстро отвернулся и вышел. Сташка не стал смотреть ему вслед, а, не давая себе думать, метнулся к дверке и всем телом ударился в нее и, ничего не ощутив, будто она растаяла, кубарем полетел на мокрый пол.
Та мощь чар Сети, которой он боялся, которую про себя называл силой мира и законом, которую чуял везде, здесь навалилась так, что он едва мог дышать. Сила, святая и чистая, клубилась в этой маленькой пещерке, невидимая и явная, забытая и знакомая, и, как тогда на черном льду, любое неверное движение, даже любая лишняя мысль станет смертью. Сташка распластался на полу и замер. И тут же пришла простая мысль, от которой стало легко – что бояться-то своего? Что страшного в том, чтоб надеть собственную одежду, собственные доспехи? Он поднял голову. Сам положил, сам заберет… Вот только, когда положил – был одиноким, озлобленным, измученным Каашем. Хоть бы в этот раз все иначе сложилось, по-хорошему… Может, и сложится. Ведь есть Ярун. Значит, и одиноко не будет.