Горький шоколад - стр. 11
– Иди в ванную и туалет, я пока чай налью, – поняла ее замешательство бабка. Ну как же к ней обращаться-то?
Девушка привела себя в порядок и вернулась на кухню. Чай и оладьи уже были на столе, к оладьям тетка поставила разное варенье, сметану.
– Так я вчерась не разобрала со сна, ты Мареина дочка али Валюхина? Звать то тебя как, не помню уж, – обстоятельно начала бабка, швыркая чаем. Девушка решила воспользоваться бабкиным беспамятством, и все же представиться Тамарой – вдруг надо будет паспорт показывать.
– Томкой, – пробуя легенду, сказала девушка, – Валентины дочь.
– Как там твои родители? Батька-то спился, поди, совсем? Я твоей матерёнке говорила – куда за голожопого пошла, да еще увез к черту на кулички. Не слухала, сейчас, поди, мотат сопли на кулак.
Ксении надо было как-то задержаться у бабки, домой-то нельзя. А как это сделать? Надо попробовать вызвать у бабки жалость. И девушка решилась, и начала свой «печальный» рассказ – о якобы пьющем отце, разводе родителей, своих страданиях, выдуманном замужестве матери, хамоватом отчиме. Уши горели от стыда, Ксения надеялась, что слепая старуха не разглядит ее жаркий румянец. Врать она не умела, поэтому боялась запутаться. А бабка, как назло, все задавала вопросы, вразброс, то она одно не поняла, то другое.
Бабка слушала, жевала губами, глаза ее за очками были мутными и бессмысленными. Девушке казалось уже, что все зря.
– Баб Шура, можно я поживу у вас? Идти-то мне некуда. На тот год пойду учиться, съеду от вас. Я буду вам по дому все делать, работать пойду…
– Баб Шура значит… ты вон, поди, глянь в окно, в той комнате, поди-поди…
Ксения вышла в проходную комнату, где ночевала, там окна были на двух стенах – два в улицу, и одно на соседний дом. Подойдя к нему, и выглянув из-за занавесок, девушка узнала дом тетки – он был соседним. Почти такой же, кирпичный и вросший в землю, только на крыше флюгер, в виде льва на задних лапах, сделанный еще в прошлом веке. Ночью она просто перепутала дом! Как же так…
– Ой, простите, как же так, я дом перепутала. Я же видела номер дома -16? Сейчас, соберусь и пойду к бабе Шуре, вы меня простите, пожалуйста.
– Не шешнадцать, а восемнадцать у меня. Тёмно было, вот и не разглядела. Да ты не только дом перепутала, ты, похоже, мозги свои перепутала, сидишь тут, про отца брешешь, бесстыжая! Он Шурке до последнего помогал, и деньгами, и крышу менял, это мать твоя глаз не кажет. Твои фотографии, да Валькины, привозил, я видела у Шурки. Помню я тебя хорошо – Ксения ты, Валентины дочь. Так что, рассказывай правду, беда ли, или от лукавого к бабке явилась? На наследство целишь? – тут Ксения увидела, что бабка преобразилась – взгляд за очками стал острым, проницательным, речь более связной, руки перестали трястись, и на губах застыла усмешка.