Горький шоколад - стр. 9
К Новому году, в конце декабря, у них будет свадьба, Тимур, перед недельным отъездом в Испанию, подарил ей позолоченное колечко, при этом сказал: «вот так, позволь стать мне твоим мужем». Звучало несколько вычурно и театрально, но Маша растрогалась и не знала, что ответить. Сказать просто: «я согласна», или «я подумаю», или же… Но оказалось, ответ и не требовался.
– Не забывай! – шутила после Маша, – я ведь не сказала «да».
– Да я, – перебивал Тимур, – посмотрел в твои глаза – и понял все. Понял без слов.
Их дружеские отношения приобрели с тех пор какой-то новый, доверительный, оттенок. Теперь Тимур звонил очень часто, несколько раз в день, а вечером, если они не встречались, он отправлял по электронной почте небольшое письмо и рассказывал про свои дела.
Еще в августе он познакомил Машу со своими родителями. Словно из добротного советского фильма, родители выглядели в меру молодо и в меру почтенно, они были одинакового роста и, кажется, до сих пор любили друг друга.
– Тимур, принеси еще один стульчик, – хлопотала, не переставая улыбаться, мама – Ольга Викторовна, – у меня шарлотка, сейчас остану из духовки.
Стол накрыли в большой комнате, Маша села рядом с Тимуром на диван, застеленный клетчатым, мохнатым покрывалом.
Разговор шел на общие, отдаленные темы: про погоду, «какое жаркое лето!» и про городскую политику «совсем Москву застраивают!». Ольга Викторовна слащаво улыбалась, даже когда говорила. Каким-то удивительным образом слова образовывались из полумесяца улыбки, а взгляд оставался внимательным и печальным. И от этого несоответствия Маша ощущала смутную тревогу.
– Да, Маша-то, кстати, в таком доме работает, – сказал Тимур, – мам, у дома дощатое крыльцо. До сих пор! Представляешь? И это в самом центре Москвы!
– Неужели? – удивилась Ольга Викторовна. – Трудно представить, для Москвы это редкость.
– И, конечно, вот-вот – здание обещают снести.
– На этом месте хотят поставить гаражи, – пояснила Маша, – и бензоколонку. Рядом большая дорога, а дома уже такие старые. Жить в них опасно. Бензоколонка, говорят, была бы востребована.
– Ну и ну… вот она, политика. Волгин… Я не слышала о таком писателе.
– В России он мало известен. Только после девяностых первые публикации. Я ведь и сама не знала раньше.
– Нужно-нужно как-то оповещать, рассказывать!
– А как? – задумалась Маша. – Вот афиши мне дали. Волгин жил в Таллине, его расстреляли в сорок первом, когда Эстония вошла в состав Союза.
– Почему же? – удивилась мама Тимура, будто вообще о таких вещах никогда не слышала. – За что?