Горькие яблоки - стр. 27
«А стоило бы, может, тогда бы не понесла от другого», – с горечью подумала Радка. Отец, вот, её тоже не бил, может, потому она и выросла такой? Хотя нет, мать часто добиралась до её спины с хворостиной, так что это вряд ли как-то связано. Особенно ей доставалось за колодцы, но после горьких яблок хворостина была чепухой.
– А где мама? – чтобы хоть что-то спросить, произнесла Радослава. Желание поделиться с матерью своими проблемами уже казалось ей глупостью. Да что тут и говорить, на что они с отцом были разные люди, но с ним ей было проще и понятнее. Только обсуждать женские горести с отцом было неправильно. Сейчас достаточно посидеть недолго, чтобы не обидеть родителя, поговорить о новом урожае или нашествии яблочной мошки, и бежать.
Раньше она бы даже не задумывалась о том, что может обидеть отца или мать, но это было тогда. Она отвечала лишь за себя и могла позволить себя даже разрушить свою жизнь до основания. Это её право. Теперь же, нося под сердцем ребенка Манфреда, она понимала, как сильно нуждается в том, чтобы от неё не отвернулись эти люди. От неё и её ребенка. Каким он будет, догадается ли Хенрык об её измене, нужна ли ей будет помощь родителей. Хотя бы посидеть с ребенком. А если у него будут колики? Или лихорадка? Ох, маленькое зернышко внутри неё еще даже не было похожа на человечка, а сама Радка уже чувствовала себя квохчущей курицей. От этого любовь к пока не родившемуся ребенку переплеталась с ненавистью к нему же. И к себе. И к Манфреду, конечно.
– Мама ушла в сад, там снова эта мошка, – медленно ответил отец, испытующе оглядывая её своими темными до черноты глазами. Даже жаль, что ей не передались такие. Остается только пугать всех своими белесыми рыбьими зенками. Может, будь она черноглазой как отец или яркой блондинкой как Янка, Манфред не вернулся бы к жене… Нет, о Янке думать нельзя. Неизвестно, что там с ней, может, она вообще зря завидовала ей всё время.
Ладно хоть разговор с отцом складывался как надо. Сейчас обсудят мошку, новый урожай, и бежать домой. Лучше с немой ключницей говорить, чем пытаться объясниться со своими родителями. Не поймут. Никогда её не понимали.
– Когда внук родится? – неожиданно прервал её мысли отец. – Что ты вылупилась, козочка? Думаешь, я не вижу, как ты живота ненароком касаешься?
«Козочкой» отец звал её с детства, только тогда Радка ужасно злилась. У коз глаза страшные, голос противный и шерсть жесткая. Это теперь она понимала, что говорил он это ласково. Нежничал как умел, такой уж человек.
– По весне, как снег сойдет, – пробормотала она, потупив взгляд. Так говорил лекарь, а лекарю можно было доверять – все деревенские женщины рожали у него, а потом их дочери… Лекарь никогда не ходил к колодцам, но многие были уверены, что его яблоко непременно утонуло бы. Руки у него были золотые.