Гори - стр. 7
- Да уж, передай ей, что все это очень… мило, - произнесла я, пытаясь понять как это слово вяжется с ужасным розовым цветом вокруг меня.
Когда я говорила маме про то, что мне было плевать, какой будет моя комната, я злилась на все и всех. Мне было обидно, что моя жизнь, построенная в Питере, пусть и неидеальная, рушилась от одного, принятого за меня, решения. Но это не значило, что такое розовое безобразие можно было сотворить с моей комнатой.
Я оглядела белоснежную кровать, картину с ужасными белыми розами над ней, белый шкаф с узорами и лепниной, и поморщилась. Скинув на пол рюкзак, я села на помпезный пуфик перед туалетным столиком в стиле барокко в беловато-розовых тонах. Мои светлые длинные волосы рассыпались в полнейшем беспорядке по спине, отражая такой же хаос в моей голове. Вглядевшись в свое отражение, сейчас действительно напоминавшее эту несуразную Барби, я пыталась унять раздражение, возникшее, едва я переступила порог этого дома. Все не так уж плохо. Квартира больше всех тех, в которых мы жили до этого. Просторные комнаты, много света, много белого, золотого… и много розового, к которому мне никогда не привыкнуть. Я зажмурилась, чтобы убрать раздражающий фактор, и успокоиться.
Все хорошо. Мне должно быть безразлично, где жить и спать. Разве это важно, принимая в расчет, что сердце моей сестры остановилось два года назад, а мое продолжает спокойно и ровно биться и дальше без нее?
Все хорошо. У моей мамы сразу после смерти сестры появилась склонность к алкоголизму, но сейчас эта склонность в спящем режиме. Интересно, надолго ли? И как долго она будет управлять моей жизнью, будто своей?
Все хорошо. Мой папа спасается от всех наших проблем работой. Он ей прикрывается от нападок судьбы, как щитом, и думает, что никто не замечает правды. А правда состоит в том, что от этого все равно не убежишь. Все проблемы твоей семьи все равно будут и твоими проблемами. Все, что имело место быть в прошлом, отныне навсегда будет с тобой.
И вот тебе семнадцать лет, вся жизнь впереди, но ты уже сломлена, вывернута наизнанку, опустошена и чувствуешь себя так, будто жизнь уже успела изрядно тебя помотать. Твои шрамы и рубцы; твое чувство вины, что ты живешь, а твоя сестра нет; твой так хорошо запрятанный гнев; твои темные, страшные до скрипа зубов, кошмары; твое тоскливое, серое одиночество никто не видит, кроме тебя самой. И когда ты смотришь в свое зеркальное отражение, ты все это видишь в глазах напротив и прячешь так глубоко, что кажется никто и не найдет, а если найдет, то не поймет, не примет, так же как не хочешь принимать это ты сама.