Горечь сердца (сборник) - стр. 24
Лицо Копеля было непроницаемо. Лишь время от времени он поправлял, оглаживал благородную бороду. Шевелил бровями. Голда словно аршин проглотила. Спина прямая. Пухлые руки сцеплены на пышной груди. Грубо напудренные брыли разлеглись на воротничке. Яша беспокойно ёрзал на стуле, не вполне понимая, какое выражение следует придать своему подвижному лицу. Тайбель, как всегда, была красива и равнодушна.
Громкий голос Киршнера мешал Пине думать, мешал росту каких-то новых важных, жизненно необходимых мыслей. Пиня поднял голову. Сузив близорукие глаза, несколько секунд неприязненно смотрел на говорившего, и вдруг оборвал его неожиданно зло:
– Особенно вдохновенно и смело можно проповедовать, когда знаешь, что сам мобилизации не подлежишь. Самому-то фронт не грозит.
Киршнер на мгновение запнулся, недовольный тем, что его прервали, затем бросил уверенную фразу, словно этой фразой мог объяснить, почему он не поедет на фронт:
– Длительный конфликт невозможен.
В начале войны эта мысль казалась верной большинству.
– Как знать, как знать, – пробормотал себе под нос осторожный Копель.
– Была сегодня у дантиста, – вмешалась в разговор Тайбель, – так у него в приёмной на стене объявление: «Просим щипать корпию для раненых». А на столе разложен холст. Представляете, как мило? – и добавила, видимо, ожидая восхищения:
– Следующий раз со своим холстом пойду.
В восхищение от слов Тайбель пришёл лишь Киршнер:
– Вот. Вот! – вскричал он. – Всеми владеет необыкновенное воодушевление.
Тайбель взглянула на мужа. Почему он не восхищён, почему так грустно вопросителен, странен его взгляд? Он что-то иное хотел от неё услышать? Но что? Она не понимает.
Толстая кухарка лениво пронесла поднос с пирогом, беззлобно подтолкнув мягким плечом Носика: не мешай, мол. Но мальчик, прислонившись к дверному косяку, продолжал жадно ловить слова.
…Через несколько дней Тайбель пошла проводить Пиню на призывной пункт. Вышли из дома. Пиня невысокий, даже словно немного сгорбленный, молчащий в задумчивости. В руке маленький, почти игрушечный чемоданчик.
Копель и Голда остались стоять на крыльце, и такое недовольство Пиней было написано на их лицах, словно он виновен в том, что уходит, словно он всё это нарочно, в пику им придумал. Бездельник.
Тайбель в красивом платье приятного жемчужно-серого цвета, в новой шляпке с мягко качающимся пером шла вдоль улицы и всё клонила голову влево, стараясь в зеркальных витринах под полосатыми маркизами рассмотреть своё отражение, плавную походку, почти аристократические манеры. И то прядь волос поправит, то кружево разгладит. Роль верной подруги воина была нова и нравилась ей. Может, записаться на курсы сестёр милосердия? А что, белый платок с красным крестом ей явно пойдёт. Оттенит её смуглый цвет лица и большие прекрасные глаза. Да нет, кажется, не получится, не примут на курсы. Иудейское вероисповедание не подойдёт.