Горе от ума - стр. 6
Москва 1823 года была полна жизни. В Газетном переулке у дальнего родственника Грибоедова Владимира Федоровича Одоевского собирались Веневитинов, Погодин, Хомяков – занимались философией, читали друг другу свои стихи и трактаты; имя они выбрали себе любомудры, то есть любящие мудрость, философы; в московских салонах блистал князь П. А. Вяземский. Грибоедов сразу оказался в гуще литературной жизни. «Здесь Грибоедов персидский, – сообщал Вяземский как последнюю новость. – Молодой человек с большой живостью, памятью и, кажется, дарованием. Я с ним провел еще только один вечер». В этот приезд поэты подружились. Даже вместе сочиняли водевиль «Кто брат, кто сестра, или Обман за обман». И ставили в Остафьеве Фонвизина.
Но самое главное, с чем Грибоедов приехал в Москву, это начало «Горя от ума». Он читал его Бегичеву, которому не все понравилось. Грибоедов огорчился, задумался, сжег первый акт и написал его заново. Третье и четвертое действие писал летом 1823 года, в Тульском имении Бегичева, поверяя ему написанное, как некогда Кюхельбекеру. А в сентябре Грибоедов опять в Москве. Читает друзьям комедию и наслаждается успехом. Теперь он уже уверен: комедию надо печатать, ставить на сцене. Опасаясь, что московская цензура пьесу не пропустит (ведь «о Москве так грозно»), Грибоедов поспешил в Петербург.
«Все просят у меня манускрипта и надоедают», – сообщает он в первом же письме из Петербурга. Он упивается восторгами: «Голова вихрем идет». Прочитанная или, вернее, проигранная вслух комедия становится живой. Грибоедов выверяет диалоги, меняет стихи, переделывает, дописывает. «Представь себе, что я с лишком восемьдесят стихов, или, лучше сказать, рифм переменил, теперь гладко, как стекло, – писал он Бегичеву. – Кроме того, на дороге мне пришло в голову приделать новую развязку; я ее вставил между сценою Чацкого, когда он увидел свою негодяйку со свечою над лестницею и перед тем, как ему обличить ее; живая, быстрая вещь, стихи искрами посыпались…»
Грибоедова без конца просили читать, и он ездил по всему Петербургу со своим манускриптом, не в силах отказаться хотя бы от устной публикации комедии. «Грибоедов был отличный чтец, – вспоминал А. А. Бестужев, – без фарсов, без подделок он умел дать разнообразие каждому лицу и оттенять всякое счастливое выражение». «Горе от ума» потрясло общество. Живой, свободный разговорный язык, стихи, которые, как и предсказывал Пушкин, на лету превращались в пословицы, картины русской жизни, каких не было со времен Фонвизина.
Судьба комедии тревожила не только автора. «Грибоедов теперь хлопочет о пропуске своей прекрасной комедии „Горе от ума“, которой вряд ли быть пропущенной», – сообщал известный актер В. А. Каратыгин. Грибоедову казалось, что стоит немного смягчить резкость отдельных сцен, выражений – и комедия может быть напечатана: «Надеюсь, жду, урезываю, меняю дело на вздор, так что во многих местах моей драматической картины яркие краски совсем пополовели, сержусь и восстанавливаю стертое, так что, кажется, работе конца не будет». Однако дело с напечатанием комедии затягивалось на неопределенное время и вообще не улаживалось. И долго еще комедия не будет опубликована – ни в печати, ни на сцене при жизни автора это произведение полностью не появилось. Видимо, не только московское барство задел Грибоедов – всю старую Россию вывел он на сцену, и ему этого не простили. «Любезнейший князь, на мою комедию не надейтесь, ей нет пропуску; хорошо, что я к этому готов был, и следовательно судьба лишнего ропота от меня не услышит, впрочем любопытство многих видеть ее на сцене или в печати, или услышать в чтеньи – послужило мне в пользу, я несколько дней сряду оживился новою отеческою заботливостью, переделал развязку, и теперь кажется вся вещь совершеннее, потом уже пустил ее в ход, вы ее на днях получите», – писал Грибоедов в Москву П. А. Вяземскому через две недели после приезда в Петербург.