Горбун - стр. 121
– Пусть сюда приведут мадемуазель Аврору де Невер!
Глава 10. Я здесь!
Нетрудно привести произнесенные Гонзаго слова. Но как описать страстность его речи, широту жестов, пламенеющий самоуверенный взгляд? Это был прекрасный актер, способный проникнуть в исполняемую роль настолько, что сам он начинал верить сочиненной им легенде, действовать в вымышленных обстоятельствах с безукоризненной достоверностью. Будь его талант направлен по назначению, он искусством лицедея покорил бы весь свет, заткнув за пояс самого Жана Батиста Мольера. Среди собравшихся на семейный совет было много тех, кто не носил высоких титулов, – людей циничных, грубых: хладнокровных черстводушных чиновников, ради наживы готовых на все коммерческих воротил. Их успех состоял в том, чтобы удачно обмануть, самим оставаясь не обманутыми. То были профессионалы лжи, и никто в поведении Гонзаго не обнаружил вранья. Ориоль, Жирон, Альбрет, Таранн и другие сопереживали своему шефу не потому, что были им подкуплены, а совершенно чистосердечно. Ему удалось ввести в заблуждение даже тех, кто заранее знал о предстоящей лжи. Они размышляли приблизительно так: «Лгать он будет позднее, но сейчас говорит правду». При этом у большинства возникало недоумение: «Как в одном человеке могут уживаться такая щедрость души с циничным коварством?» Те же, кто в высшем свете был ему вровень, вельможные синьоры, направленные регентом, чтобы разобраться в его делах и вынести беспристрастное решение, теперь почувствовали угрызения совести за то, что прежде ему не вполне доверяли. Благородный поступок, продиктованный, как всем представлялось, бескорыстной, самоотверженной, рыцарской любовью к жене, его великодушие, не смотря на ее к нему неприязнь, необычайно возвысили Гонзаго в глазах присутствовавших. Прежние времена при всех их несовершенствах и пороках имели одно неоспоримое преимущество перед нынешним. В них существовал воздвигнутый на незыблемый пьедестал культ семейной добродетели. Последние слова Гонзаго произвели на собравшихся настоящее потрясение. Никто не остался равнодушным. Президент мсьё де Ламуаньон утер слезу, а прославленный военачальник Вильруа воскликнул:
– Черт возьми, принц, вы – настоящий рыцарь!
Но интереснее всего было конечно наблюдать, как внезапно переменился только что зубоскаливший Шаверни и как, будто от громового удара, вздрогнула принцесса. Юный маркиз на какое-то время просто оцепенел, раскрыв рот, а затем, словно не веря сам себе, прошептал:
– Если он это действительно сделал, то провалиться мне на месте, я прощу ему все остальное!