Горбачев. Человек, который хотел как лучше - стр. 6

Горбачев вспоминал: «В доме родителей сели за струганый стол самые близкие родственники, и дед со слезами рассказал все, что с ним делали, добиваясь признания… Больше об этом он не заговаривал никогда. После освобождения Гопкало односельчане снова избрали его председателем колхоза.

Деда Андрея арестовали весной 1934-го – за невыполнение плана посева; крестьянам-единоличникам тоже устанавливали такой план. Но семян не было, и план выполнять оказалось нечем. Как «саботажника» деда Андрея отправили на принудительные работы на лесоповал в Иркутскую область.

Вернулся досрочно, через год, с четырьмя грамотами за ударный труд. Грамоты забрал в рамки и повесил в «красном углу», под иконами. Судя по воспоминаниям внука, был суров и угрюм, и даже впоследствии сделал карьеру: стал заведующим свинофермой.

Трагичнее сложилась судьба деда тогда еще не известной Михаилу его будущей жены – Раисы Титаренко – Петра Степановича Парады. Все в том же 37-м постановлением «тройки» он был расстрелян на Алтае. Но хотя оба типа репрессий сталинского режима – и политических, направленных на устрашение партийных и хозяйственных кадров, и экономических, служивших формированию армии даровой рабочей силы, – не обошли стороной семьи родителей Горбачева, ни тот, ни другой дед не считали ответственным за них самого Сталина. Виновными в их глазах были, разумеется, слишком усердные местные исполнители, а то и «вредители».

Порочный круг взаимных подозрений и обоюдных обвинений, таким образом, замыкался, и запущенный вождем механизм общенационального террора, подпитываясь «общенародной поддержкой», функционировал безотказно. Позднее, размышляя над его роковыми последствиями для советского общества, будущий «калининский» стипендиат (до «сталинского» он не дотянул) Михаил Горбачев скажет: «Сталинизм развратил не только палачей, но и их жертвы. Предательство стало распространенной болезнью».

Заплатив свою подать государственному террору, исполнили свой долг Горбачевы и на войне. На обелиске павшим в центре Привольного – столбец из семи имен с этой фамилией. Михаил с матерью пережили и прощание с уходившим на фронт отцом (сыну Сергей Андреевич в этот день купил мороженое и, возможно, на память – балалайку), и тревожное ожидание писем, и даже похоронку, которую, к счастью, вскоре опровергло письмо от отца с фронта. Старшина Сергей Горбачев дошел до Карпат, был ранен, награжден и – вернулся.

У самого Михаила от детских предвоенных и военных лет остались впечатления, неотличимые от воспоминаний миллионов крестьянских детей той эпохи. Сад, корова, глиняный пол в хате, теленок зимой в доме, чтобы не замерз, «тут же гусыня на яйцах», голод. Вечный круговорот, в сущности, крепостной жизни, за пределы которой Мише уже с ранних лет хотелось вырваться.