Голубой горизонт - стр. 107
– Джим?
Тревога сменилась радостью.
– Заходи быстрей, Ежик. Не показывайся.
Она заползла в низкий вход. Для них обоих внутри едва хватало места. Они сидели рядом, в нескольких дюймах друг от друга. Молчание было тяжелым и неловким. Наконец Джим нарушил его.
– У остальных все в порядке?
– Все спят.
Она не смотрела на него, но не осознавать остро его присутствие было невозможно. Он так близко, от него пахнет потом, кожей, лошадьми. Такой сильный и мужественный… она чувствовала смущение и растерянность. Мрачные воспоминания смешались с новыми противоречивыми чувствами, и Луиза отодвинулась так далеко, как позволяло пространство. Он сразу сделал то же самое.
– Здесь тесно, – сказал он. – Баккат строил для себя.
– Я не имела в виду… – начала она.
– Я понимаю, Ежик, – сказал он. – Ты мне один раз уже объяснила.
Она покосилась на него и с облегчением увидела, что его улыбка искренняя. За последние дни она поняла, что Ежик – не выговор и не оскорбление, а дружеская шутка.
– Ты как-то сказал, что мечтал о домашнем любимце.
Она думала о своем.
– Что?
Он удивился.
– О ежике. Почему ты не нашел себе ежа?
– Это не так-то легко. Они в Африке не живут. – Он улыбнулся. – Я видел их в книгах. Ты первая во плоти. Не возражаешь, что я так тебя называю?
Она задумалась и поняла, что он не смеется над ней, что говорит ласково.
– Вначале возражала, теперь привыкла, – сказала она и негромко добавила: – Позволь сказать тебе, что ежики очень милые и приятные маленькие зверьки. Нет, я нисколько не возражаю.
Они снова замолчали, но молчание уже не было неловким и напряженным. Немного погодя Луиза проделала глазок в травяной стене. Джим дал ей подзорную трубу и показал, как наводить на резкость.
– Ты сказала, ты сирота. Расскажи о своих родителях, – попросил он. Вопрос потряс ее, она вспыхнула. Он не имеет права спрашивать об этом! Она сосредоточенно уставилась в трубу, но ничего не увидела. Но вот гнев ее схлынул. И она почувствовала глубокую потребность поговорить о своей утрате. Она никогда не говорила об этом, даже с Элизой, когда еще доверяла ей.
– Мой отец был учителем, человеком мягким и добрым. Он любил книги и науку.
Голос ее вначале звучал почти неслышно, но набирал силу и уверенность по мере того, как она вспоминала удивительные вещи о своих родителях, их любовь и доброту.
Джим сидел тихо, задавая вопросы, когда Луиза замолкала. Он словно вскрыл нарыв в ее душе и дал возможность яду и боли вытечь. Она чувствовала растущее доверие к нему, как будто могла рассказать ему все и он сумел бы понять. Она потеряла всякое представление о времени, а потом неожиданно пришла в себя, услышав негромкое царапанье в задней стене укрытия. Голос Бакката шепотом спросил о чем-то. Джим ответил, и Баккат исчез так же неслышно, как появился.