Голубое шампанское - стр. 39
– О, верно. Я…
– Кью-Эм Купер, – сказала она и с сомнением заглянула ему в глаза. – Ты уверен, что не лучше было бы подождать?
– Уверен. Покажи еще.
По ночам было хуже всего. Не каждую ночь, но когда становилось плохо, то было очень плохо. В течение дня было принятие, или некая прочная броня, сдерживающая реальное отчаяние. Он мог быть счастлив несколько дней подряд, мог принять случившееся, знал, что должен бороться, но эта борьба имеет смысл. Большую часть жизни он знал, что произошедшее – не конец света, что он может вести полноценную, счастливую жизнь. Есть люди, которые о нем заботятся. Худшие страхи не осуществились. Удовольствие все еще возможно, счастья можно добиться. Даже сексуальные удовольствия не исчезли. Они были другими и иногда неуклюжими, но он не возражал.
Но в ночном одиночестве все это могло разбиться вдребезги. Темнота срывала его защиту, и он становился беспомощным, физически и эмоционально.
Он не мог пошевелиться. Ноги были мертвым мясом. Он был отталкивающим, отвратительным, гниющим заживо, омерзительным предметом, который никто и никогда не сможет полюбить. Катетер выскочил, простыни намокли от мочи. Ему было слишком стыдно, чтобы вызвать медсестру.
Он молча зарыдал. А когда рыдания смолкли, он стал хладнокровно планировать лучший способ покончить с такой жизнью.
Она удерживала Купера, пока того не перестало трясти. Он плакал, как ребенок, не понимающий, что такое боль, и как дряхлый старик. И дольше всего не мог заставить себя открыть глаза. Он ничего не хотел видеть.
– Я… я должен увидеть следующую часть? – спросил он с легкой истерикой в голосе.
Она покрыла его лицо поцелуями, обнимала, безмолвно заверяя, что все будет хорошо. Он принимал это с благодарностью.
– Нет. Ты не должен ничего смотреть. Даже не знаю, почему показала тебе так много, но эту часть я не могу показать, даже если бы захотела, потому что я ее уничтожила. Она слишком опасна. Сейчас я склонна к суициду не больше, чем любой человек, но трансинг той следующей части обнажил бы меня полностью и мог бы свести с ума. Или любого, кто ее посмотрел бы. Знаешь, самые сильные из нас очень ранимы. У нас под самой поверхностью таится столько первобытного отчаяния, что ты не осмелишься с этим шутить.
– И насколько близко ты подошла?
– Изобразила, – легко ответила она. – Две попытки, обе обнаружены с большим запасом времени на спасение.
Она снова поцеловала его, заглянула в глаза и робко улыбнулась. Похоже, увиденное ее удовлетворило, потому что она похлопала его по щеке и протянула руку к трансеру.