Голубка и ворон - стр. 32
– Потому что он им и является, – просто отозвалась она, но Ксандер уловил скрытую ненависть в ее голосе, которая всегда присутствовала, когда мать говорила о его брате. Он понимал, почему она отзывалась в таком тоне о его отце, но не о Рэйфе, невинном ребенке, ставшем верным другом ее единственному сыну.
– Итак, раз вы явились не для того, чтобы сказать, что моя затея обречена на неудачу, зачем тогда вы здесь?
– Пришла сказать, чтобы верил в себя.
Ксандер переключил внимание на лежащий за пределами комнаты мир, поскольку окружающее пространство вдруг сделалось удушающим.
– Верить в себя? Я только это и делаю.
– Нет, – возразила она, не повышая голоса, хотя все равно казалось, что мать кричит. – Ты полагаешься на него, зависишь от него, а этого делать не следует.
– Мы это уже обсуждали, – процедил Ксандер сквозь зубы.
– Нет. Ты говорил с советниками за спиной своей королевы и настроил их всех против меня, чтобы добиться своего. Мы с тобой никогда и словом об этом не перемолвились.
Ксандер расправил плечи, не отрицая, что в этом конкретном случае действовал в обход матери. Она королева, верно, но в брачном турнире участвовать ему, и один-единственный раз в жизни он хотел оставить за собой последнее слово. Чтобы было по его разумению.
– Вы правы, матушка. Мне очень жаль. Но я знал, что вы меня не поймете.
– Давай-ка присядем, – предложила она, указывая на стулья, стоящие у противоположной стены, – подальше от вида из окна и мыслей о Рэйфе. – И все обсудим, как и подобает двум правителям.
И снова Ксандер не тронулся с места.
– Вы никогда не поймете, матушка, сколько бы раз я вам ни объяснил. Мы с Рэйфом – две стороны одной медали. Я терпелив, а он порывист. Я планирую, он действует. Когда я улыбаюсь, он хмурится. Дома я обладаю всеми необходимыми королю качествами. Здесь же, в чужом мире, как на оборотной стороне монеты, Рэйф наделен тем, что нужно мне, чтобы преуспеть. Мы дополняем друг друга. Я не справлюсь с турниром без него.
– Это неправда, – настаивала королева и, вскинув крыло, погладила сына своими обсидиановыми перьями, чтобы утешить. Но он отшатнулся.
В действительности мать подарила ему все мыслимые возможности в жизни. Она заказывала для него специальное оружие: щиты, крепящиеся к предплечью, мечи, привязываемые к запястью, крюки и деревянные ладони с железными пальцами. Все, что только можно изготовить, тут же поступало в его распоряжение.
Ксандер ненавидел все эти ухищрения.
То, как они впивались в кожу, и от них на запястьях появлялись волдыри, то, каким униженным он себя чувствовал в этой амуниции, особенно учитывая, что его книги и занятия не требовали никаких дополнительных инструментов или умений. Книги просто принимали его в свои объятия, на свои страницы, за что он их и любил. Ему всегда нравилось совершенствовать свой ум. Даже будь у него десять пальцев вместо пяти, на его поведение это никак не повлияло бы. Наоборот, увечье позволило Ксандеру свободнее заниматься любимым делом, снабдив отговоркой, истинность которой никто не брался оспорить.