Голубиные дети - стр. 2
– Макс, подожди! – крикнул Пашка. Вышло как-то жалобно, потому что кололо в боку.
Макс обернулся, махнул рукой:
– Догоняй!
И тут оба увидели белую птицу.
– Лопни мои глаза! – воскликнул Макс. – Это что, голубь?
Пашка сразу вспомнил картинку из дедушкиной энциклопедии: маленький клюв, хохолок, лохматые лапки и подпись курсивом.
– Это гданьский… высоколётный сокол, – выдохнул он.
– Ты что, умник, голубя от сокола отличить не можешь?
– Порода так называется… Декоративная…
– И что она в деревне забыла, эта порода?
Такого в энциклопедии не писали, и Пашка промолчал. А птица, покружив над ними, устремилась к дальнему лесу, будто сама хотела убраться подальше от людей.
– Давай за ним! – позвал Макс. – Ложимся на левый галс!
С бегом у Пашки не задалось с самого детства. Да и как по-другому, если на всю жизнь освобождён от физкультуры? Астма лишила его практически всего на свете: футбола, роликов, друзей во дворе. В спешке пакуя вещи, мама убеждала, что деревня – лучшее лекарство от астмы. Как будто дело только в ней.
Пашка уже начал всерьёз бояться, что вот-вот рухнет и Макс никогда не найдёт его в траве. Но тут луг, наконец, кончился, и он вывалился на грунтовую дорогу. Макс поджидал его, нервно пританцовывая.
– Куда?.. – просипел Пашка, сложившись пополам. Он хотел спросить, куда делся голубь, но не мог набрать воздуху. Горло сжало, сдавило.
Макс не растерялся. Он достал из Пашкиного кармана ингалятор, сунул брату под нос:
– На, дыши. В лес улетел.
Пашка вдохнул пару раз через ингалятор, потом уже задышал сам. Выпрямившись, осмотрелся.
За грунтовкой начинался светлый берёзовый лес. Дорога вела вдоль него к нескольким брошенным домам. Избы стояли кривые, давно опустевшие. Июльское солнце золотило ржавые крыши. Если кто и жил здесь, так только тишина – и, может быть, мыши.
Так далеко от Сныти они ещё не забирались.
– Какое-то кладбище, – пробормотал Пашка. – Давай вернёмся, а?
– Ты ж сам хотел! Пираты, остров сокровищ… – удивился Макс. – Мы вон сколько отмахали – и чего теперь? Назад?
Пашка обернулся, но не увидел позади ни ровных рядов снытинских крыш, ни линий электропередачи. Только луг, без конца и края. И захочешь – не вернёшься.
– Ладно. – Он вздохнул. – Только давай быстро. А то ещё мама потеряет.
– Ага, если вообще заметит. Пошли.
Опушка берёзового леса была вся красная от спелой земляники, из травы то там, то сям выглядывали грибы – на тонких ножках, с тёмными сопливыми шляпками. Мама звала их обабками.
– Она б тут насовсем прописалась, – сказал Пашка.
Из города мать увезла их сразу, как начались летние каникулы, спрятала в тихой деревне, в пустом дедушкином доме. И как сорвалась: каждый день ходила то по ягоды, то по грибы, подолгу бродила одна, возвращалась только к вечеру. Часто – с пустой корзиной.