Голубь Святой Софии - стр. 39
Любимым предметом монологов Филистинского была поэзия Серебряного века. Мог часами наизусть читать стихи Гумилева, Блока, Андрея Белого, а также свои собственные стихотворения. Самозабвенно любил оперу, чтобы послушать «Ивана Сусанина» в Мариинке, однажды тайком съездил в Ленинград, рискуя схлопотать три года лагерей за нарушение паспортного режима.
Памятуя, что и у стен бывают «уши», разговоров о политике первое время старательно избегали, но начавшаяся война сразу затмила все прочие темы. В их тесной компании вскоре обозначилась трещина. Одни считали немцев врагами, другие надеялись, что они несут освобождение от большевистской тирании. Сам Василий Пономарев переживал мучительный раздрай. Ему тоже хотелось, чтобы немцы «дали чёсу» коммунистам, и все же болело сердце о родной земле.
Зато Филистинский сделал свой выбор сразу. Чем ближе придвигался фронт к Новгороду, тем злее становились его речи. Он горячо обличал «жидобольшевизм», восхищался военной мощью Германии, предсказывал скорый крах советского строя.
– После того как тонкая прослойка убежденных комсомольцев и коммунистов будет уничтожена, – говорил он, возбужденно сверкая очками, – Красная армия прекратит сопротивление и начнет массово сдаваться в плен. Уже сейчас на сторону Германии переходят многие тысячи бывших советских граждан. Моему отцу, который сражался с немцами в Первую мировую, такое не могло присниться и в страшном сне!
– Что касается нас, интеллигентов, – веско продолжал Филистинский, – то нам пока надо сидеть тихо, не рыпаться и ждать. Скоро придет наш час, и вот тогда мы заявим о себе в полный голос!
«Колмовские посиделки» закончились с первыми бомбежками. Стало уже не до разговоров. Заслышав сирену воздушной тревоги, люди прятались в подвалы. У больных начались психические обострения, им делали успокоительные уколы, давали элениум. В громадный больничный подвал прибывали люди из города, из Псковской и Ленинградской слободок. Располагались на полу, вперемежку с психическими больными, переведенными из верхних палат, тревожно прислушивались к тому, что творится наверху.
– Господи, Господи, Господи! – шептал кто-то в углу.
Городская «тройка» долго не могла решить, что делать с психиатрической больницей. Сначала собирались эвакуировать, но потом от идеи пришлось отказаться из-за острой нехватки транспорта. Да и как эвакуировать семьсот пациентов, многие из которых из-за бомбежек впали в состояние буйного помешательства! Вместе с больными в городе осталась большая часть медперсонала. Осталась и врач Ольга Передольская, приходившаяся Василию Пономареву близкой родственницей. Сам же он все никак не мог принять окончательное решение.