Голова на вес золота - стр. 2
На съемочной площадке, развернутой у самой воды, жизнь как будто замерла. Лишь за видеокамерой, направленной объективом в море, скучал оператор, да какой-то очкарик ковырялся в проводах, разбросанных по гальке.
Богдан Прядун и Джамиль аль-Бакир сидели за пластиковым столиком и о чем-то тихо говорили на английском. Оба вполне сносно знали язык Шекспира. Араб выучил его в американских тюрьмах. Этот язык был ему тогда жизненно необходим для общения с сокамерниками и администрацией. Для украинца Прядуна владение английским попросту было делом чести.
С некоторых пор Мерфи стал подозревать, что едва ли не все украинцы на русском, английском или том же польском изъясняются чаще, чем на родном языке. Страна парадоксов. Людей, живущих здесь, странным образом стали объединять самые разные вещи, необъяснимые с точки зрения здравомыслящего человека. Чего стоит, например, речитатив во время скаканья на Майдане. Это же надо додуматься: «Кто не скачет, тот москаль!»
Впрочем, позже Мерфи узнал, что и этот клич придумали западные политтехнологи. Главное – сделать так, чтобы человек почувствовал себя членом стада. Толпа поддалась массовому психозу, смела старую власть и возвела на престол новую. Технологии таких революций создавались в недрах исследовательских центров, работающих под патронажем Госдепа, и обкатывались в самых разных странах.
Мерфи прислушался.
– Ты был раньше в Украине? – донесся до него голос Прядуна.
– Да, приходилось, – ответил Джамиль.
– Как тебе наши девушки? – допытывался Прядун.
«Только и осталось хвастать проститутками да революциями, – зло подумал Мерфи. – Такую страну угробили! Кто еще двадцать лет назад мог представить, что лучшая из экономик Европы превратится в дымящиеся руины? Без всякой войны стали рабами. Ни суверенитета, ни уважения, ни денег. На что они надеются? Куда потом им бежать?»
Мерфи работал на развал этой страны, но в глубине души испытывал к своим украинским помощникам брезгливость и презрение.
– Мне было не до этого, – между тем ответил араб.
– Зря! – бросил Прядун, приглаживая волосы.
– Может быть, – нехотя согласился араб.
Джамиль нравился Мерфи своей непосредственностью и тем, что никогда не скрывал, ради чего воюет. По крайней мере, от него. Для потомственного врача неважен был халифат. Он никогда не упоминал джихад как смысл своей жизни. Араб работал за деньги. Этот высокий сорокалетний мужчина спортивного телосложения редко повышал голос, был всегда спокоен и рассудителен.
Прядун – полная его противоположность. Одутловатые щеки полковника СБУ покрывали нездоровые розовые пятна, нос отливал синевой, а руки слегка тряслись. Это особенно было заметно, когда он начинал зачесывать пятерней назад свои жидкие волосенки.