Голоса на обочине - стр. 17
И невольно молюсь. Шепчу малодушно: «Господи. Убереги и сохрани! Отведи беду… По её ли грехам ей такое?!»
Епоха не та…
Сходи вон в тот здоровенный кирпичный дом на том порядке, к Мотькину. Наберись ума. У него у одного такой домина в нашем посёлке. Мимо не пройдёшь… Он, кажется, понял жизнь. По-своему. Когда я в школе тутошней учителем труда работал, он у меня в учениках был. Мотькин один, как я ни бился, нормальную табуретку на уроках труда сделать не мог. Не хотел!
– И зачем, говорит, мне это? Когда за деньги всё купить можно? Так проживу!..
И верно ведь: живёт, ничего делать не умея. Кроме денег! Бабки рубить, толкует, надо в городе, а дышать приезжать сюда, в посёлок на берег Волги!
…Я с ним недавно калякал, тоже про жизнь, как с тобой…
«Жизнь, – говорит, – это эпидемия, распространяемая половым путём! Не успеешь своё взять вовремя, останешься ни с чем! На каждого сколько надо! А нас уже семь миллиардов ртов. Вот если бы до миллиарда было, тогда другое дело… А то от одного метана задохнёмся…»
…Он книжек-то не читает, я знаю. Где-то подцепил это, услышал и гнёт, как своё… Реактивный, на лету, словно блесну, хватает, когда дело касается наживы… Один он так из поселковых вознёсся. Дети в Англии учатся, жена живёт в Карловых Варах. Как? Откуда такое племя взялось?!.
Хотя… его дед счетоводом ещё в колхозе был, помню. Отец – бухгалтером вот уж в наше время. Только и считали. Цифру уважали! А чтоб руками?..
…То ли мы не умеем считать? Или не так считаем, как они:
«Тебе… мне-мне, ещё мне!» Цифра нас всех и съест!
Его сосед, старик Лунёв, который совсем ещё недавно жив был, тоже сокрушался:
– Епоха не та! Ничего не поделаешь, – говорил.
А сам всё понять что-то хотел, больше, чем мог… Так и помер…
Рассказ хирурга Голубева
Я тогда служил в Забайкалье. До армии успел поработать немного медбратом. Готовил себя к учёбе на врача, к спасению человечества от болезней, не менее того! Что могло быть лучше этой мечты. И папа, и мама мои были врачами. Один мой дед проработал сельским врачом всю жизнь. Известный был костоправ, между прочим.
Но я не об этом. Я о первой моей любви…
Не было у меня никакой любви до армии. Не встречался ни с кем ещё. Работая медбратом, видел всё больше грустное. Светлое, полагал, впереди! У меня в то время даже усы ещё не росли.
Бунина любил очень, прозу его… Появился у меня его четырёхтомник. С него всё началось. Стихи писал, но скрывал ото всех. Совсем ещё не знал, какой я, но знал, что хочу быть хирургом. И надеялся в армии набраться кое-какого опыта, служить шёл с охотой.