Голоса на обочине - стр. 11
Весна вся соткана из ожидания.
…А кругом столько забот и игр! Надо побывать на холмах, поиграть в салки. Мальчишки гурьбой выливают сусликов… То тут, то там гуртуются…
…Теплынь! Девчата в майках. Одно только… мальчишки начали щупать девчат. Какая зазевается… схватит до боли раз, другой… и убежит тут же… Девчонки идут жаловаться к Вере Ивановне. А она успокаивает, как может: «Мальчишки растут, и вы растёте. Ничего у вас тут вот не было, а теперь… Что это у вас за бугорки растут? Как почечки по весне… Им, мальчишкам, интересно».
…Были у нас две девочки-близнецы: Лида и Таня. Их никто не различал. Заставили Лиду косички носить, а Тане короткую стрижку определили. Лиды уже нет. А с Таней я списалась недавно, она в тех краях так и живёт. «Озера, в котором мы с ребятами ловили раков и тут же в большом ведре варили, – пишет, – уже давно нет. Так, болотце осталось… не узнать… Ни раков, ни ежевики нет. Того дома, в котором интернат был, тоже нет. Кафе и бензозаправка теперь там».
А те, наши деревья, сообщает Татьяна, стоят. Вымахали! Больше пятидесяти лет минуло. Хочется съездить, посмотреть…
Но с моими-то ногами как теперь?..
Враги
Перед самой смертью дед мой рассказывал, как каялся:
«Прибыл и к нам уполномоченный в 37-ом году.
– От вас должно быть три врага народа, – заявляет.
– Да как это? У нас нет таких!..
– В соседней Лобачёвке пятерых арестовали, а у вас вдвое больше народу и никого нет? – говорит и смотрит поверх наших голов. – Не вникнете в ситуацию, будем разбираться с вами лично. Укрывательство – дело куда как серьёзное!..
Уехал уполномоченный.
Надо что-то делать… Сидим, думаем. Я – председатель сельсовета и ещё двое из активистов. Пётр Конкин – из бывших балтийских моряков, безрукий. И этот, Кандауров Сашуня, вёрткий такой…
Кандауров говорит:
– Давайте Кичигина: у него отец, чтобы в гражданскую Чапаеву не давать коня, загнал животине в копыто гвоздь.
Пётр Конкин вскинулся:
– Это ж твой отец, Сашуня, загнал коню гвоздь, мне рассказывали…
– Ну, мой, не мой! Их обоих уже нет. Чего ты хочешь? В Сибирь?
Молчит Конкин. Понял, кто перед ним.
А Кандауров дальше:
– Второй – Ванька Лашманкин. Он в колхозе украл гужи, чтобы валенки подшивать.
– Было это? – спрашиваю.
– А ты проверь теперь! – отвечает.
Вижу, Конкин какой-то другой стал. Лицо багровое. Потное.
Переживает, что ли? Проникся ответственностью.
Говорит бывший матросик:
– Третьим пусть будет Мотькин Захар. Ходит, смотрит и всё время молчит! А вижу, ненавидит нас. Этот точно – контра. От него всего можно ждать, затаившийся враг! В церковь ходит за пятнадцать вёрст в Петряевку.