Голоса лета. Штормовой день. Начать сначала - стр. 20

Его душила ярость. Он физически ощущал гнев, сдавивший грудь. Эрика молчала. Развернувшись на другом конце комнаты, она остановилась и внезапно замерла на месте, глядя не на Алека, а куда-то мимо него. Выражение ее лица не изменилось. Бледная и надменная, она стояла, крепко обхватив себя руками. Побелевшие от напряжения, они казались обескровленными на фоне ее алого шерстяного свитера.

В наступившей тишине Алек поставил на стол свой бокал и медленно повернулся. Сзади, в проеме открытой двери, стояла Габриэла в джинсах и спортивном джемпере с изображением Снупи[3] на груди. Она была босиком, ее длинные темные волосы, словно шелковый занавес, ниспадали ей на плечи.

Он пристально посмотрел в глаза дочери. Она потупила взор и стала теребить дверную ручку. Ждала, что ей скажут. Ждала, чтобы ей сказали хоть что-нибудь.

Алек сделал глубокий вдох.

– Что случилось?

– Ничего. – Она пожала хрупкими плечиками, ссутулилась. – Просто услышала, как вы кричите.

– Мне очень жаль.

– Я только что сообщила папе про школу, Габриэла, – сказала Эрика. – Он не хочет отправлять тебя туда. Считает, что ты еще маленькая.

– А ты сама хочешь там учиться? – мягко спросил дочку Алек.

Габриэла продолжала теребить дверную ручку.

– Я не против, – наконец промолвила она.

Алек знал, что Габриэла готова сказать что угодно, лишь бы они перестали ссориться. Его гнев утих, сменился печалью. И тогда он понял, что выбор у него небольшой: либо он настаивает на своем, что неизбежно выльется в громкий скандал со взаимными упреками, который отразится на Габриэле, либо умывает руки и соглашается с решением жены. Но как бы он ни поступил, в проигравших, он знал, окажется Габриэла.

Позже, приняв ванну и переодевшись, он зашел в комнату дочери, чтобы пожелать ей спокойной ночи. Габриэла в пижаме и тапочках сидела на коленях в полумраке перед телевизором. Он опустился на кровать, стал наблюдать за ее лицом. Ему был виден ее профиль, озаренный светом телевизионного экрана. В десять лет она не была прелестной, как в раннем детстве, еще не была красавицей, какой ей суждено стать, но для Алека она была дороже всего на свете, казалась ему такой беззащитной, что у него щемило сердце при мысли о том, что ждет ее впереди.

По окончании передачи Габриэла встала, выключила телевизор, включила ночник и задвинула шторы – она была невероятно организованным аккуратным ребенком. Когда она подготовилась ко сну, Алек взял ее за руку, притянул к себе, поцеловал.

– Мы больше не ссоримся. Прости. Нельзя было поднимать такой шум. Надеюсь, ты не расстроилась.