Голоса из подвала - стр. 31
Дядя Руслан подмигнул пленнику и направился в коридор.
– Вот я иду, – проговаривал он свои действия вслух, – вот я у дверей! Вот я спрашиваю: есть там кто? Вот мне отвечают: нет, нет никого, дядя Хрюшка, вы один, дядя Хрюшка.
Он повернул замок и отворил дверь.
Медленно поднял голову.
Опорожнил мочевой пузырь.
Некогда белая, а теперь рыжая рука пронеслась в полуметре от его макушки и ударила в стену. Разлетелась на гипсовые осколки, обнажив каркас – рифленый металлический стержень.
Неспешно, как во сне, вратарь стал пятиться, а ОНА вошла в квартиру.
Ей приходилось пригибаться, чтобы не задевать дверной косяк. Ниже гипсовой юбки вместо ног у нее были два длинных и ржавых прута арматуры. Она двигалась плавно и осторожно, как гимнаст на ходулях. Тонкие палки-протезы отстукивали шаги.
Цок-цок.
Цок-цок.
От статуи остался лишь торс, юбка, голова и левая рука. Девочка-прутики встала напротив дяди Руслана.
– Значит, все правда, – сказал он.
Заменяющий правую руку стержень вонзился бывшему футболисту в щеку под скулой. Он не закричал. Проворачивая прут, пионерка ввинтила железо в череп. Кожа на лице дяди Руслана натянулась, превратилась в подобие мокрого перекрученного полотенца. Прут проткнул голову насквозь, вышел из основания шеи и пригвоздил мужчину к стене. Его глаза закатились, и он обмяк.
Все это заняло не больше минуты.
Статуя выдернула железную руку, позволив трупу упасть, и повернулась к мальчику.
Егор забыл дышать. Парализованный страхом, он смотрел, как приближается голем. Будто жуткая цапля на металлических лапках.
Пионерка вошла в комнату. Нагнулась над пленником. Ее бело-желтое гипсовое лицо отразилось в зрачках Егора. И хотя у статуи не было глаз, она тоже смотрела на него глазными впадинами.
– Я не немец, – сдавленно произнес мальчик, – я свой, я Егор Казотов, я не немец…
Металлическая рука уткнулась ему в грудь.
Егор попробовал зажмуриться, но веки ему не подчинялись.
– Не немец…
Пионерка склонила голову набок. Прут скользнул вниз и освободил кисти мальчика от веревок.
– Я свой, – твердил Егор, не понимая, что произошло.
И она ушла. Не проронив ни слова, потому что рот ее был сжат и запечатан навсегда. В коридоре она поддела прутом дядю Руслана и унесла с собой.
Еще через полчаса Егор нашел силы встать и покинуть дом.
Он шел по городу-призраку, а потом бежал рысцой настолько быстро, насколько позволял вывих. Он знал, что никогда не расскажет родителям ни про бывшего футболиста, ни про пионерку.
Пусть пытают – все равно не расскажет.
На выходе из города Егора посетила тошнотворная мысль: живая статуя была сном, никто не спасал его, никто не убивал дядю Руслана. И на самом деле Егор до сих пор там, в ужасной квартире, впечатанный в бетон щекой, и что-то тяжелое ерзает на нем, дышит в ухо, стонет и приговаривает, адская боль терзает прямую кишку, слезы обжигают щеки, слюна капает с разодранных губ.