Голодная бездна. Дети Крылатого Змея - стр. 39

Она складывает крылья и становится человеком, только на руках еще остается мягчайший покров совиных перьев. Это не страшно.

Хорошо даже.

Совы – замечательные охотники. И в темноте видят неплохо. А нет темноты более плотной, нежели та, что обретается в чужой душе.

Или это все-таки разум?

Неважно.

Провал.

И лестница. Винтовая, что логично для замка. Факелов нет, но Тельма видит ступени. Идет. Ниже и ниже… а пуповина связи истончается, и наверное, она забралась слишком глубоко, еще немного, и у самой не хватит крови, чтобы выбраться.

Надо отступить.

Бросить.

И так Тельма сделала больше, чем могла бы.

Совесть ее будет чиста, а если нет, то со временем очистится.

Не жалей врага своего.

Не щади.

Ее ведь этому научили в приюте, в первый же день, когда она еще не понимала, что для всех волчат является именно врагом. Почему? А потому, что каждый из них шкурой чуял, что прежняя Тельмина жизнь была иной, отличной от их собственной.

Пуповина дрожит.

Ступеньки становятся выше. Круче. И если Тельма сорвется, она попросту ухнет в бездну. Впрочем, совы, кажется, умеют летать… и хорошо бы Кохэн догадался поставить кого-нибудь на подкачку.

Или…

Мысль была безумна, как само это место. И если бы не прежний опыт, Тельма в жизни не решилась бы. Но сейчас выбор ее был невелик.

Она присела у стены. И провела по камню когтями.

Совы – охотники.

А у охотников есть когти. Логика безумия. И главное, что, похоже, это безумие соответствует нынешнему Мэйнфорда состоянию, потому что камень поддался и из царапин пошла кровь. На вкус она была словно сок гранатовый. Очередной выверт сознания?

Или и вправду?

Главное, что сила этой крови наполняла Тельму.

И пуповину.

И значит, приняла… хорошо. Ниже. Глубже. И быстрей. Чем дольше Мэйнфорд находится в плену своих кошмаров, тем меньше шансов на успех.

– Отведи меня к нему, – Тельма ударила по стене, и замок загудел. А перед нею появилась дверь. Замечательно. Похоже подсознание Мэйнфорда ее все-таки приняло.

Дверь не открылась – истончилась.

За нею обнаружился зал.

Шестигранник, каждый угол которого охраняло звероликое божество. И все они, каменные статуи, которым не полагалось и капли жизни, ожили, повернулись в сторону Тельмы.

– Я пришла за ним, – сказала она.

Мэйнфорд был здесь.

Не тот, прошлый, существовавший в памяти своей, но настоящий. Он лежал на очередном камне, огромном, что обеденный стол, прикрученный к этому столу.

Распятый.

Тельма видела вывернутые руки, стянутые под столом цепью. И ноги, которые держало в пасти гранитное чудовище. Запрокинутую голову, что свешивалась с края стола.