Голод - стр. 30
Я никогда не лежала рядом с мужчиной, если не считать родственников.
– Ты ранен, – говорю я. – Я могу толкнуть…
– Если бы ты беспокоилась о том, чтобы не потревожить мои раны, то не тащила бы меня сюда полумертвого.
Я-то, честно говоря, сказала бы, что даже не «полу», но, похоже, ему и это нипочем.
– Я не хотела тебе навредить, – говорю я. – Я хотела тебе помочь.
Он хмыкает, и я понятия не имею, верит он мне или нет.
– Я… не могла тебя бросить, – признаюсь я, ковыряя ногти. В комнате надолго воцаряется тишина. А потом…
– Ложись рядом, – снова говорит всадник.
Я прикусываю нижнюю губу и признаюсь:
– Я тебе не доверяю.
– Взаимно.
Я удивленно хмыкаю.
– Я же тебя спасла.
– Если, по-твоему, это называется «спасти»… – Голос у него обрывается, и он делает прерывистый вдох. – То я даже не спрашиваю, что у тебя называется «задать трепку».
– С ума сойти. – Зубы у меня стучат. – Я-то тебя пожалела. А ты такой грубиян.
– Ладно, – говорит он, – мерзни дальше.
Я смотрю на его силуэт в темноте. Очевидно, он сказал все.
Выдерживаю еще минут пятнадцать, а потом, выругавшись себе под нос, придвигаюсь к его боку. Натыкаюсь на что-то мокрое и липкое. Всадник резко втягивает воздух сквозь зубы.
Вот дерьмо…
– Прости, – извиняюсь я.
Он снова хмыкает.
Я осторожно ложусь рядом с ним, еще дважды случайно задев его руку. Каждый раз он тихонько охает от боли.
Держу пари, он уже жалеет о своем предложении.
Наконец, мой голый бок прижимается к его торсу. Голову остается только положить ему на плечо, больше некуда, и я волей-неволей вдыхаю его запах. Вот так спят влюбленные, уютно примостившись в объятиях друг друга.
Почему я вообще об этом думаю?
– Только не воображай себе ничего такого, – говорю я вслух, как будто это не у меня, а у всадника в голове бродят грязные мысли.
– Ну да, твое тело сейчас так соблазнительно, – язвит он.
Щеки у меня слегка теплеют.
– Я же не знаю, на что ты способен.
– У меня сейчас даже рук нет. Пока я не получу их назад, думаю, ты можешь не беспокоиться о моих способностях.
– Погоди-ка… получишь назад? – переспрашиваю я слабым голосом.
Всадник не отвечает. Но теперь я уже не могу думать ни о чем, кроме его ран. Как сейчас вижу перед собой его чудовищно изуродованное тело, лежащее в грязи, словно выброшенный мусор.
– Как ты выжил после того, что с тобой случилось? – спрашиваю я.
Молчание.
– Я не могу умереть, – наконец отвечает он.
Не может?
– А-а.
Молчание затягивается.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я. Насколько мне известно, всадников четверо, и я не имею ни малейшего представления, кто из них передо мной.