Голая правда. Как не упустить мечту, учиться у жизни и не бояться действовать. По-честному - стр. 5
Подростки любят заигрывать со смертью, большинство тинейджерских групп поют именно об одиночестве, непонятности окружающими, неразделённой любви. Да и культовые молодёжные фильмы демонстрируют надрыв, меланхолию и тоску. Именно подростки с удовольствием фотографируются, свесив ноги с крыши высотки или вольготно расположившись на рельсах железной дороги. Думаю, у большинства подрастающих детишек где-то в голове крутится мысль о самоубийстве в качестве плана «Б». Если не поступлю, если мальчик из параллельного класса не ответит взаимностью, если папа узнает, что я брала его тачку и помяла крыло. Вспомни, может, и у тебя было что-то подобное? Обиженному, одинокому и неуверенному тинейджеру очень приятно прокручивать в голове картины скорби и сожаления своей семьи и знакомых. «Вот меня не станет, и мама пожалеет, что игнорировала/ограничивала/заставляла учиться». И бессердечная одноклассница поймёт, что зря не ответила на чувство, и учителя осознают, наконец, кого они потеряли! А всё это только требование внимания, требование любви.
Я это как никто понимаю. Мне тоже хотелось внимания, мне просто нужно было заявить о себе, крикнуть на весь мир: «Я есть! Черт побери! И мне, блин, хреново!», крикнуть так громко, чтобы эхо отразилось от Луны и дошло, наконец, до ушей родителей.
Кажется, что я как будто специально ввязывалась в неприятности, чтобы за мной присматривали, чтобы было постоянное внимание со стороны родителей. Но это, конечно, было неосознанно.
В шестнадцать лет ворон я считала куда чаще, чем сейчас. Однажды я ушла из дома, забыв выключить кран (в этот период воду давали по часам). Квартиру затопило, и маме позвонили соседи.
Помню, мы с ней ехали в машине, и она будто взорвалась от злости на меня. Она внезапно начала дико на меня орать, истерить за рулём так, что мне захотелось выпрыгнуть из машины на полном ходу, лишь бы защитить себя от этого гнева. Я была жутко напугана в тот момент и в итоге сильно стрессанула. Мне было обидно, что мама пеклась о чужом мнении больше, чем о моём психологическом состоянии, о своей дочери. Мне хотелось, чтоб она меня услышала, наконец обратила своё внимание, чтоб она переживала обо мне. Дома мы сначала убрали всю воду на полу. При этом мама продолжала истерить и меня ругать. Закончив убирать, я в слезах закрылась на кухне, притянула аптечку к себе и без разбора начала распечатывать все таблетки, какие мне попадались под руку.
Не знаю, что и сколько я выпила в итоге. Я начала терять сознание, но успела открыть маме и кричащей бабушке дверь на кухню. Следующее, что я почувствовала, не пожелала б даже врагу. Со мной обращались как со скотиной в больнице, максимально грубо говорили и пихали толстую и длинную трубку в глотку, откачивали. Позже, когда я пришла окончательно в себя, ко мне подошла женщина в белом халате и сказала, что я чуть не перечеркнула себе жизнь, что суицидники – это самые последние и конченые люди, которых забирают в психушку, если они выживают. И что они попадают в такую базу данных, из-за которой меня б не взяли ни на какую работу в жизни, перечеркнув мою карьеру и жизнь.