Год теней - стр. 2

Старый, знакомый до мелочей Эмерсон-холл. Тот же занавес, те же кресла, те же драконы.

Новое здесь только мы.

И наши чемоданы.

– Ну? – произнёс Маэстро. – Что вы думаете?

Я стояла между ним и нонни[1]. Она хлопнула в ладоши и стянула платок с головы, почти совсем лысой, всего с несколькими клочками седых волос. В тот день, когда девять месяцев назад, прямо перед Рождеством, мама исчезла, нонни обрила голову.

– Ах! – От улыбки морщины у неё на лице углубились. – По-моему, это прекрасно.

Мои пальцы стиснули ручку чемодана линялого красного цвета с прогнувшейся крышкой.

– Ты уже видела этот зал, нонни. Все мы его видели миллион раз.

– Но он изменился! – Нонни теребила в руках платок. – Раньше это была филармония. Теперь это дом. È meglio[2].

Я скрипнула зубами, сдерживая раздражение:

– Филармония и сейчас никуда не делась.

– Оливия! – Маэстро смотрел на меня улыбаясь. – А ты что думаешь? – спросил он так, словно и правда интересовался моим мнением.

Я не ответила, и нонни поцокала языком:

– Оливия, надо отвечать, когда папа тебя спрашивает.

Мы с Маэстро почти не разговаривали ещё с тех пор, как ушла мама, хотя, по сути, перестали общаться ещё месяца за два до того – он был слишком занят репетициями, концертами, попытками сохранить оркестр, клянча деньги у богатых людей на светских ужинах, и домой возвращался за полночь. Иногда он вообще не приходил ночевать и являлся только под утро, когда мы с мамой завтракали на кухне.

Тогда родители начинали орать друг на друга.

С тех пор я возненавидела завтрак. Каждый раз при виде хлопьев меня тошнило.

– Он мне не отец, – прошептала я. – Он просто Маэстро.

Я почувствовала, как в тот миг что-то изменилось. Я знала, что никогда больше не назову его папой. Он этого не заслуживал. Наш переезд стал последней каплей.

– Омбралина… – с упрёком покачала головой нонни. Так она меня называла. «Омбралина» по-итальянски – «маленькая тень».

Маэстро стоял неподвижно, глядя на меня своими тёмными глазами. Меня бесило, что у нас одинаковый цвет глаз. В душе клокотал вулкан.

– Кажется, меня сейчас вырвет, – заявила я, повернулась и выбежала, прихватив с собой чемодан.

Я помчалась через вестибюль, мимо изогнутой главной лестницы и кассы, и оказалась на тротуаре. Прямо у входа, на углу Арлингтон-авеню и Уичито-стрит, я бросила чемодан и закричала.

Мимо проносились автомобили: легковые, грузовые, такси. По улице спешили люди: офисные работники с прижатыми к уху телефонами и с сэндвичами в руках направлялись на обед. Никто меня не заметил. Никто даже не взглянул в мою сторону.