Год лягушки - стр. 52
– Да, сюжет, леденящий сердце… Несомненно, Гангрена тебя зарежет, расчленит на куски, спалит в камине, а пепел развеет над Кривым переулком. Правда, есть один нюанс. Увольнять тебя у нее нет ни малейшей причины, если только ей ночью в пьяном кошмаре не приснилось, что ты претендуешь на место главного редактора. А поскольку такое ей и под самым тяжелым наркозом не примерещилось бы, можешь быть абсолютно спокойна. Пойми ты, бестолочь, Гангрена полночи гуляла в «Карагезе». Когда за мной приехал муж-объелся-груш, она уже лыка не вязала, полезла с ним целоваться – представляешь, с моим родным мужем, при живой-то жене! – и чуть не упала на стол! К сожалению, Фиш успел ее подхватить, подхалим проклятый! Не сбылась моя мечта увидеть Гангрену в кисло-сладком соусе! А когда мы уходили, она стояла на сцене и пела «Мохнатый шмель на душистый хмель» таким голосом, что все окрестные кошки, завывая, стали сбегаться к «Карагезу». И ты думаешь, после такой ночки она поднимется с утра пораньше только затем, чтобы уволить тебя? Опомнись! Гангрена – личность гнусная, но масштабная! У нее к тебе появилось какое-то дело. И мне кажется, что тебя ждет какая-то высочайшая улыбка. Но даже если и нет, увольнение тут точно ни при чем.
– Будем надеяться, – чувствуя некоторое облегчение от Аглаиных разумных слов, ответила я. – Спасибо тебе, дорогая. Ты уж прости, что я вчера бросила тебя на этом слете упырей.
– Да ладно, что с тебя возьмешь, – благородно ответила Аглая. – Ни пуха!
Водитель Гоша позвонил через десять минут, и еще десять минут ему пришлось караулить меня у подъезда. Когда я спустилась вниз и уселась рядом с ним на переднее пассажирское сиденье «Ауди А4», он на мое приветствие только дернул щекой и отвернулся. Лицо его отливало в зелень, а глаза в красноту. В сочетании с привычно желтыми прокуренными зубами получался полный светофор, и светофор неисправный.
Первые четверть часа дороги прошли в недружелюбном молчании, сопровождаемом хриплым завыванием пацанов по радио «Шансон». Не очень понимая, что к чему, я решила разрядить атмосферу и, для начала, попыталась разузнать у смотрителя светофора, зачем я понадобилась Гангре… Галине Андреевне, но тот только пожимал плечами, мрачно отмахивался и курил сигарету за сигаретой. Когда я, наконец, прямо спросила, не обижен ли он на меня, и если да, то за что, он оттаял, заверил меня в самом дружеском своем отношении и принялся жаловаться на жизнь. Оказалось, после «Карагеза» Гангрена отправила домой мужа, разогнала всю свиту, кроме Лидочки и еще какой-то выдры мутноглазой, и сперва заставила Гошу кататься по городу – сама орала песни советских композиторов, особенно часто повторяя «Как молоды мы были» и «Любовь, комсомол и весну» и заставляя присутствующих себе подпевать, – а потом велела ехать в ночной клуб «Золотая рыбка», славящийся, как известно, зажигательным мужским стриптизом и мгновенным исполнением любых прихотей состоятельных дам, где куролесила часа три, если не больше. Гоша, разумеется, тем временем, дожидался ее в машине, забываясь время от времени чутким и тревожным сном. И теперь Гангрена, страдая от жесточайшего похмелья, валяется без сил дома, а он, измученный и невыспавшийся, должен гонять по всему городу, выполняя ее (тут Гоша не удержался от нецензурного прилагательного) поручения.