Год Лемминга - стр. 33
Грянуло. Каким-то чудом за Уралом осталось чисто, а на Восточно-Европейской равнине к началу августа очагов насчитывалось столько, что на карте стало тесно от флажков. Ну может ли дачник, схрумкавший жаренную с луком сыроежку, предполагать, что получит что-либо, помимо удовольствия? В самом худшем случае – ботулизм или прямое отравление микотоксинами, так ведь, как сказал бы Виталька, никто не заставляет есть плохо проваренные мухоморы! Чувство юмора у парня вполне медицинское. Это не диагноз, это возраст.
О чем это я? Опять о Витальке.
Нет, о грибах.
Повезло в одном: клиническая картина заболевания на первых стадиях напоминала эпидемический менингит, а в таких случаях Служба реагирует почти рефлекторно. В те безумные недели мой гнусный «демоний» донимал меня почти беспрерывно и особенно жестоко. Болела бы лучше пятка, в самом деле, а не голова! Я и думать не мог – просто тыкал пальцем наугад, и, если попадал, боль в затылке на время успокаивалась. Во всяком случае, контактный путь распространения инфекции мы перекрыли. Гузя, тянущего на себе всю проблему, я заездил – тот ходил синий, как сатанинский гриб на срезе, и спать забыл. Менингококк не обнаруживался, хоть волком вой. К тому времени, когда в крови инфицированных был найден уникальный вирус и точно такой же был выделен из собранных в очаге грибов (поначалу из груздей, кажется), количество заболевших исчислялось десятками тысяч, а число летальных исходов перевалило за три сотни и продолжало расти с пугающей быстротой. Потом забрезжил свет в конце туннеля. Ныне первичное исследование закончено, методы лечения нащупаны и проверяются, а скоро, по-видимому, можно будет говорить о вакцинации. Я предложу, чтобы новый вирус был назван именем Гузя, если тот согласится поделиться своим именем с дрянью, угробившей полтысячи человек.
– Ага. Есть какие-нибудь проблемы на мою голову?
– Все под контролем, Михаил Николаевич.
– Да?
Я начинаю крутить носом, а Гузь торопится провести меня мимо туалета. Из-за запертой двери слышно водопадное шкворчание струй, низвергающихся из-под потолка на кафель, и гм… запашок.
– Сапожник, когда сапоги себе пошьешь? – вопрошаю Гузя.
Вопрос риторический, и, если Гузь просто пожмет плечами, вместо того чтобы засуетиться, значит, я в нем не ошибся.
Он так и делает.
Я затыкаю нос и несу в себе свой воздух, как снаряженный батискаф. Развиваю узлы. Черт знает что, но так устроен мир. Скорее автомобили перестанут сталкиваться, самолеты падать, а люди пороть глупости, чем в обозримой Вселенной появится хоть один действительно работоспособный сортир, не перескакивающий по собственному почину в режим реверса.