Размер шрифта
-
+

Год, когда я всему говорила ДА - стр. 32

Он положит мою голову в коробку, как поступил тот парень с головой подружки Брэда Питта в фильме «Семь». Я это знаю. Я не хочу, чтобы моя голова оказалась в коробке. Моя голова будет плохо смотреться в коробке. Я нервно прислушиваюсь к молчанию.

Но когда он начинает говорить, в его голосе звучит спокойный тон силы и триумфа.

Он победит. И он это знает.

Вот почему:

– Шонда, – говорит он. – Мне казалось, ты всему говоришь «да». Или это был просто треп?

Проклятье.

Шах и мат.

Может быть, я смогу засунуть в коробку его голову.

Да-да-да.

Я думала, что говорить «да» будет приятно. Я думала, что это будет ощущаться как освобождение. Как Джули Эндрюс, что кружится на той здоровенной горной вершине в начале фильма «Звуки музыки». Как Анджела Бассетт, когда она в роли Тины Тернер выходит из суда по разводам и уходит от Айка, не имея ничего, кроме имени, в песне «What’s Love Got To Do With It». Примерно как если ты только что закончила выпекать брауни с двойной помадкой, но еще ни одного не сунула в рот, но уже знаешь, что сейчас начнется то самое. Те самые «американские горки» сахарной лихорадки, которые не кончаются, пока не свернешься калачиком на диване, раскачиваясь взад-вперед, выскребая крошки из пустого противня в рот и пытаясь уговорами заставить себя поверить, что, возможно, тот экс-бойфренд, которого ты отшила, был не так уж и плох.

Примерно так.

Это ДА не ощущается как уже испеченный, но еще не съеденный брауни.

Я чувствую, что меня вынуждают. Я чувствую, что у меня нет выбора. Мои обязательства перед телекомпанией плюс мои обязательства перед дурацкой идеей года «Да» загнали меня в ловушку.

Моя лапа попалась в капкан. Я могу попытаться отгрызть ее и убежать. Но если вы думаете, что это я сейчас скулю, то что вы скажете, когда у меня вместо лапы будет кровавый обглоданный обрубок?

Слезы.

Драма.

Завывания и стоны.

Крест, к которому я буду приколачивать себя, будет красивым и ярко освещенным. О, мой крест просто нельзя будет обойти вниманием! Мой крест будет видно даже из космоса.

Меня начинает охватывать отупляющий страх. Это будет ужасно. Это сожрет меня заживо. Левый глаз дергается. Я говорю себе, что все нормально, потому что я уверена, он дергается совсем капельку, почти незаметно. Никто не заметит, что он дергается, кроме меня.

– Ух ты, у тебя так сильно глаз дергается! – авторитетно сообщает мне Джоан Рейтер, ведущая сценаристка «Анатомии страсти». Весь сценарный отдел толпится вокруг, чтобы посмотреть, как прыгает и дергается в глазнице мое глазное яблоко.

– Милая… – Малышка Эмерсон обхватывает мое лицо ладошками и серьезно сообщает: – У тебя глазик сломался. Он испортился, милая.

Страница 32