Год 1914-й. До первого листопада - стр. 20

Положение осложняется тем, что в связи с этим кризисом мой отец окончательно сдал. Если совсем недавно он хотя бы мог играть роль сербского короля (при том, что всеми делами в государстве заправляли господа Пашич и Димитриевич), но сейчас он даже не может вспомнить, что происходило вчера. Я знаю, что первоначально у наших умников из «Черной Руки»[4] был план назначить регентом при недееспособном короле моего брата Александра, но после того, как тот был назван в числе организаторов покушения на Франца Фердинанда, такой шаг стал равносилен объявлению войны Австро-Венгрии.

Вот и мечутся теперь наши хитроумные деятели, будто белки по потолку. Момент ответственный, а принимать эту ответственность на себя никто не хочет. В числе возможных регентов упоминается Арсен Караджоржевич, младший брат моего отца. Но он в России, командует кавалерийской бригадой, и, кроме того, год назад, когда, испросив отпуск на русской службе, наш дядя в составе сербской армии принял участие в сражениях Первой Балканской и Межсоюзнической войны, он стал набирать слишком большую популярность в народе. Из-за этого мой отец попросил его (или даже потребовал) поскорее вернуться[5] в Россию. Премьер-министр Пашич отбил нашему дяде телеграмму с просьбой приехать как можно скорее, но никто не знает, откликнется ли тот на этот призыв после прошлогоднего афронта, и если да, то успеет ли приехать и принять на себя обязанности прежде, чем станет поздно. Война на носу, а у нас король, мягко выражаясь, не в себе.

Погрузившись в свои мысли, я шел по набережной, кивками отвечая на приветствия людей, здоровающихся с опальным королевичем, как вдруг взгляд мой уперся во встречную пару. Эти люди были мне не знакомы. Мужчина был одет в штатский костюм серого цвета, сидевший на нем как военный мундир. Несомненная офицерская выправка и суровый взгляд серых глаз… На левом бедре у незнакомца висела шпага гражданского образца, но, в отличие от большинства штатских из благородного сословия, ему этот предмет был абсолютно привычен и не мешал при ходьбе, судя по пластике его движений. А еще от него исходила опасность – примерно такая же, как от тигра, вздумавшего прогуляться по набережной.

Его спутница, с которой он шел не под руку, а просто рядом, была черноволоса, черноглаза, высока, полногруда и величава. Ее можно было принять за сербиянку, но я видел, что это дочь родственного нам, но другого народа. Обращали на себя внимание ее длинные сильные руки и размашистый шаг, больше приличествующий мужчине и офицеру. Если мужчина вызывал ассоциации с тигром, то она походила на пантеру, дикую и смертельно опасную. А еще у меня возникло впечатление, что эта дама сама по себе оружие.